— Некий бес здорово наловчился проворачивать самоубийства, — пробормотал Алексей. — Но может быть, и яд, и записка предназначены не для вас.
— А для кого?
— Для кого-то из нашей компании, а вы — всего лишь посредник. Смените учеников.
— Вы говорите, как Вадим. Но пока я не разберусь…
— Кто такой?
— Мой единственный друг.
— Он прав. Знаете, о ком мы весь вечер говорили с вашей подругой?
— Она мне не подруга.
— Это да. Только о вас. Причем не по моей инициативе.
Кате вдруг стало холодно. Она захлопнула форточку и села за стол. Лицо Алексея в светлых сумерках показалось очень молодым и очень опасным.
— Если уж речь зашла об учениках, Алексей Кириллович, то зачем вам нужен английский?
— Для особого спецзадания, — он опять улыбнулся, опять ярко блеснули зубы. Вот откуда ощущение опасности: он чувственный, наверное, даже порочный человек.
— По спецзаданию вы пришли сюда еще третьего сентября?
— По объявлению.
— Вы приходили дважды.
Он вновь весь напружинился, как перед прыжком.
— Кто вам донес?
— Не скажу. («Только бы не выдать Дуню!»)
— Я знаю, — сказал он медленно. — И мне это не нравится.
— Что именно?
— Екатерина Павловна, я нюхом чую: вы в опасности.
— Не переводите разговор. Когда вы явились в первый раз, то видели Глеба?
После некоторого колебания он уступил.
— Ну, хорошо. Я подошел к вашей двери, раздумывая, стоит ли игра свеч.
— Не стоит, — вставила Катя холодно. — Вы неважно занимаетесь.
— Ежели у человека нет способностей, его надо пожалеть!
— Да вы ничего не делаете!
— Ну, кое-что я все-таки… Хорошо. Я вдруг услышал, что кто-то поднимается по лестнице, тихонько, крадучись…
— Он за вами следил! — воскликнула Катя.
— Не советую, Екатерина Павловна, идти по ложному следу, — возразил Алексей, но лицо его приобрело выражение озадаченное. — В общем, я решил еще подумать…
— Сбежать и подумать?
— Пожалуй. Я ушел, он остался стоять на нижней площадке.
— Вам не кажется его поведение странным?
— Ничуть, — отрезал Алексей угрюмо, даже мрачно. — Оно естественно для влюбленного. Тем более для мальчика.
— Не смейте говорить мне…
— А почему вы думаете, что я имею в виду вас? Вы считаете, все у ваших ног?
Слова эти прозвучали так издевательски, что Катя промолчала, не удостоив ответом.
— Есть обольстительная девица, есть загадочная Агния, которые готовы ночью хоть на край света… У покойного был выбор.
— Как вы ненавидите женщин! — не выдержала Катя.
— Да ну их к Богу в рай! — отмахнулся он. — В дамских тонкостях не разбираюсь.
— Скорее, в мальчиках, да?
— Да вы язва! — Однако он отвел глаза, кажется, покраснел. — Напрасно обижаетесь, вы для меня не женщина, а сыщик. Потому и волнуете, с моим азартом…
— Алексей Кириллович, я сегодня так устала, извините. Еще после Кащенко я… — она запнулась.
— Кащенко? Это же психбольница?
«Определенно в его присутствии я теряю голову! — ужаснулась Катя. — Так действует зло, порок неприкрытый…»
— Я не обязана вам отчетом!
— Зачем вы ездили в Кащенко?
Какой жестокий, страшный голос. Неожиданно для себя Катя заплакала. Алексей взирал изумленно. Наконец выговорил:
— Катя, уезжайте отсюда!
Так он выразил ее потаенное, подспудное желание: бежать из «жуткого места», где запах миндаля смешивается с трупным духом! Смутное воспоминание, которое она никак не могла уловить.
— Почему я должна из своего собственного дома…
— Ну, хоть на время. Здесь нехорошо. У вас есть деньги?
Не отвечая, она бросилась в ванную умыться. Он жаждет удалить меня — не выйдет! И как позорно, как постыдно я разревелась!
Алексей стоял в прихожей и смотрел на шкафчик с красным крестом. Ничего, черный сосуд с цианистым калием припрятан — в кабинете за книгами.
— Завтра приходить на урок?
— Пожалуйста. Но именно на урок, без отступлений.
Однако в «свой» четверг Алексей не явился.
«Вот эта улица, вот этот дом»
Бабье лето шло своим удручающим чередом: день — солнышко, день — дождик, день — солнышко… Сегодня день дождя, вернее, в воздухе висела мга, бусенец по-старинному. Без шляпы, в длинном плаще она бродила по милому Замоскворечью, где прошла жизнь… Но отчего же «прошла»? (Катя усмехнулась.) Жизнь только начинается: новые чувства и взаимоотношения, новая профессия. «Я люблю выслеживать людей, какое упоение, какое сладострастие: он ничего не знает, а я о нем знаю все.»