Она вела себя по-дружески просто и ласково, казалось — всей душой обращена к Степе, ни на кого другого и не смотрит, на Пальку — меньше чем на кого бы то ни было: здравствуй-прощай — и все. А Степа был с нею раздражителен, порою даже резок. Пальку передергивало, когда он слышал, как Степа грубит Клаше. Почему она позволяет?.. Если бы ей захотелось порвать с ним — он дает ей десятки поводов. Значит, не хочет?..
Сверчковы затеяли ремонт в своем домике, заново оклеили лучшую комнату и купили в городском универмаге платяной шкаф с зеркальной дверцей. Когда шкаф проплыл в кузове грузовика по улицам поселка, изо всех окон, ото всех калиток смотрели вслед.
— Никак Сверчковы сына женят?
— Из города деваха, но, кажется, ничего.
— Дай-то бог, парень золотой.
— За такого кто ни выйди — не прогадает.
До Пальки доходили и эти разговоры, и перестуки молотка в доме Сверчковых, и даже запах масляной краски, которой старуха Сверчкова красила двери и окна, — Сверчковы жили за два дома от Световых.
Только товарищи на станции избегали говорить о возможной свадьбе, и сам Степа не сказал ни слова. Когда старый и новый главные инженеры занимались сдачей-приемкой дел, мимо них ходили пугливо, будто сидят вдвоем не давние приятели и сотрудники, а двое опасно больных.
Говорили они только о деле, но иногда Палька ловил на себе очень внимательный взгляд. Может быть, оттого, что зрение ослабело, глаза так напряженно-пристальны? Теперь Палька видел, что они совсем не прежние, не открытые навстречу тебе, а что-то затаившие или чего-то ждущие. И сам Степа не был уже прежним добродушно-покладистым хлопцем. Что он там понял, слушая море, — кто знает! Что бы ни было, рядом со Степой жалость казалась нелепой… а без жалости к нему Пальке нечем было держаться самому.
История с Леней Гармашом показала ему Степу с новой, неизвестной стороны.
У Липатова как раз собрались инженеры опытной станции, когда позвонил Сонин. После первых его слов Липатов шутливо округлил глаза и знаком показал товарищам, что происходит весьма интересное. Голос Сонина рокотал в трубке на предельно убедительных нотах.
— Значит, институт рекомендует нам товарища Гармаша?! — нарочно повторил Липатов и подмигнул. — А почему Гармаш не приходит наниматься сам?
Все слушали, как снова зарокотал голос Сонина, можно было разобрать и обрывки фраз: «он ведь один из авторов проекта…», «пора помириться…», «он специализируется на ваших проблемах…».
— Валерий Семенович, все это так, но почему он не приходит мириться сам? Или вы соломку подстилаете, чтоб дите не ушиблось?
Снова пророкотал голос Сонина.
— Даже главным инженером? Вот так, сразу? И опять-таки, Валерий Семенович, пусть приезжает сам. Такая у меня привычка — когда нанимаю работника, люблю ему в глаза заглянуть.
— Симптом показательный! — презрительно бросил Палька. — Беглецы возвращаются, почуяв успех!
Липатов расхохотался:
— Ах, хорош! Нашкодил, а теперь скулит и хвостом виляет. Что, ребята, шуганем его — или как?
Леня Коротких считал, что нужно «все высказать и послать к дьяволу!». Видно, нелегко дался ему разрыв с закадычным другом. Палька гадливо морщился: Гармашу на станции делать нечего, надо было сразу сказать, что главный инженер уже назначен!
И вот тут заговорил Сверчков:
— А по-моему, мы не частная артель, а новая отрасль государственной промышленности. Если работник подходит по деловым качествам, а Гармаш — человек талантливый, — мало ли что нам не нравится! Будем его обламывать — но на работе, в коллективе. Я бы его взял руководить научно-исследовательским отделом, поскольку это мое место освобождается.
— Степа, ты прямо Спиноза! — воскликнул Липатов.
А Палька подумал: так решил бы и Саша. Я не знал, что Степа может быть таким… И тотчас мелькнула догадка: а Клаша знала. Клаша знает, что он такой — умный, добрый, широко мыслящий. И ценит это. И — любит?
— Дайте мне договориться с ним, — сказал Степа. — НИИ — моя компетенция.
Липатов, глянул на него хитрущим глазом:
— Раз компетенция — пусть будет так.
Когда приехал Гармаш, все были в сборе. В полном молчании Леня признавался в том, что струсил и отступил, долго мучился, а теперь хочет исправить… что давно понял, как ему дорого дело подземной газификации…
Он возмужал и посолиднел за последние годы, Ленечка Длинный! Но его миловидное лицо все так же вспыхивало девичьим румянцем, а русалочьи глаза растерянно метались.
— Примем к сведению, — сухо заключил Липатов. — Работники нам нужны, дело растет! То, что мы можем вам предложить, — это компетенция главного инженера, так что я вмешиваться не буду. Степан Дмитриевич, прошу!