Но главное: никогда еще не участвовал Игорь в работах такого размаха, не видал такого большого строительства.
Как инженер-гидротехник, он, конечно, понимал техническую сторону дела, но по-человечески с трудом усваивал, как люди умудрились обуздать эту реку, отвоевать у нее громадный котлован. Мимо стенок котлована с ревом мчится вспененная вода, а внутри, как в раковине, копошатся сотни людей с лопатами, кирками и тачками; тут же взрезают грунт и подхватывают его ковшами экскаваторы…
В котловане сталкивались две техники — примитивная, дедовская, с лопатами и тачками, и новая, порожденная социалистическими пятилетками.
Новой еще не хватало. Не хватало обученных кадров — экскаваторы простаивали, механизмы ломались, — но все-таки в ежедневных сводках победные цифры выемки грунта или замесов бетона порождались машинами, а не ручным трудом. Кустарные методы Волховстроя отходили в прошлое благодаря той же Волховской ГЭС, и Уралмашу, и другим созданиям первых лет строительства.
Игорь любил заходить на бетонный завод, примостившийся на крутом берегу среди замшелых валунов, обкатанных доисторическими подвижками ледников.
На бетонном царили голосистые девчата. Под грохот и шипение бетономешалок они бойко перекрикивались между собой и истошно ругались с шоферами, когда те пытались продвинуть без очереди свои громоздкие машины, заляпанные бетоном. Игорю нравилось серое, грубое месиво бетона, нравилось, как оседают грузовики под тяжестью бадей, как они срываются с места и сразу, подпрыгивая на колдобинах, что есть мочи мчатся к плотине…
Все годы учебы Игорь слышал о социалистическом соревновании и сам участвовал в соревновании между курсами и группами, но в институте показатели были шаткие и не особенно волновали студентов, так что и самое понятие постепенно сделалось для Игоря чем-то обычным и малоинтересным. Здесь же самый воздух, казалось, был насыщен азартным, бодрящим духом соревнования: больше бетона, больше рейсов машин, больше вынутого грунта за сутки, за смену, за час! Участок с участком, бригада с бригадой — все соревновались, стараясь перекрыть все нормы, сжать все сроки. Кумачовые плакаты с призывами: «Помни, к 15 мая мы обязались…», красные доски с показателями лучших бригад и портреты героев дня, переходящие знамена и флажки победителей, развевающиеся на опалубке, на кранах, на грузовиках и просто на длинных шестах над рабочим местом бригады, — все это было весело, броско. Труд — самый тяжелый и самый рисковый — становился праздничным, не средством к жизни, а самой жизнью. Строители зарабатывали сдельно, но разве только о заработке они тревожились, когда приходили в ярость от любой задержки?!
Иногда Игорю хотелось самому сесть за баранку грузовика, чтобы делать рекордное количество рейсов, — в его работе такой конкретности не было. Еще чаще ему хотелось участвовать в монтаже подвесной дороги, по которой скоро поплывут бадьи с бетоном: ему нравился и остроумный ее проект, и опасная, геройская работа молодых монтажников, с форсом выполнявших на высоте, над рекой, почти акробатические номера.
Притягивало Игоря и головное сооружение, где не по дням, а по часам нарастала высота бетонного массива. Здесь верховодили бывалые мастера, которые укладывали бетон на Днепре и на Свири, а кое-кто и на Волховстрое. Когда на стройку приехал Юрасов, или, как здесь говорили, «сам Юрасов», перед ним робели не только начальники участков, но и другой «сам» — Луганов, начальник Светлостроя. И Юрасов, видимо, считал это в порядке вещей. Но со старыми мастерами он встречался, как с лучшими друзьями, расспрашивал их о женах и детях, и они его расспрашивали о жене и детях и вспоминали былые дела да случаи и общих товарищей. А сопровождающее Юрасова начальство терпеливо ждало в сторонке.
Игорь впервые столкнулся с людьми из новообразованного пятилетками племени профессионалов-гидростроителей и жадно знакомился с ними, заводил дружбу и со сверстниками, и со стариками, по крупицам собирал еще нигде не записанный опыт: он мечтал, что сам скоро развернется тут вовсю.
Приучаясь не поддаваться страху высоты, Игорь забирался на опалубку и заставлял себя смотреть вниз, на трудовую кутерьму в котловане, на головокружительную игру водных струй в несущемся мимо потоке, а потом завороженным взглядом будущего строителя охватывал панораму в целом.
Вдоль крутого скалистого берега петляла дорога, по ней одна за другой бесстрашно мчались — подъем, поворот, спуск — машины с песком и гравием.