— А конечно! Но эти ребята сами — палец в рот не клади.
— Опять отклонились от темы, — напомнил Граб, демонстративно вынул карандаш и начал править извлеченные из портфеля гранки.
Катенин приглядывался, вспоминал, сравнивал — что бы там ни было, сегодня всех взбудоражило, а мой проект ничего не нарушил, никого не зацепил… Как сказал тогда Вадецкий? «Проект тем и хорош, что не выходит за рамки возможного…» Боже мой, как я не понял, что это обидно, что это значит — мой проект бескрылый… да, бескрылый! Стоят прочные, удобные «рамки возможного» — и в них покойно умещаются все мои новшества… А вот эти «вихрастые» сплеча рубанули по рамкам, опрокинули их и вырвались на простор. Ошибка? Чепуха? Может быть. По-видимому, они еще не нашли безусловного решения, но… но не я, а они опрокинули рамки и вышли на путь, ведущий к решению!
Катенин вздрогнул, услыхав свою мысль в устах профессора Русаковского.
— Не стану утверждать, что проект уже сейчас бесспорен и осуществим. Вероятно, в нем немало ошибок и ляпсусов, но тут есть над чем работать. Авторы нащупали главное — верный принцип. Если подземная газификация когда-либо осуществится, то именно на этом пути.
Русаковский не собирался на обсуждение и не хотел ввязываться в спор, но Игорь в присутствии Татьяны Николаевны просил его помочь донецким друзьям. Было бы легче, если бы идея этого Пальки оказалась вздором, но она не была вздором. Олег Владимирович развивал в себе умение судить объективно и знал, что вечером будет приятно рассказать Татьяне Николаевне, как он поддержал ее поклонника. В глубине души он ревновал жену и убивал ревность благородством. Именно из таких побуждений он позвонил Лахтину. К удивлению обоих, выяснилось, что академика не известили о заседании, а Мордвинов и не заикнулся о том, что решается его судьба.
— Знаете, он мне все больше нравится, — сказал Лахтин, — терпеть не могу дошлых молодых людей! А что, Олег Владимирович, не поозорничать ли нам? Закатиться экспромтом, а?
— Поозорничаем! — весело согласился Русаковский. — Драматургический эффект гарантирован!
Эффектом он насладился, поддержку молодежи оказал — большего он и не хотел. Черт знает, выйдет у них или нет! Бесспорно одно — проект заслуживает серьезного испытания в природных условиях залегания угольного пласта.
Вероятно, его предложение могли бы принять без особых возражений, но Светов, которого передергивало от снисходительных интонаций профессора, тотчас неразумно накинулся на Русаковского, доказывая, что проблемы, которые тот считает недостаточно разработанными и ясными, на самом деле разработаны и вполне ясны авторам. Говорил он излишне запальчиво. Липатов дернул его за пиджак, но остановить не мог.
— Вот вам, пожалуйста! — поспешил отметить Алымов. — Самоуверенность и полное отсутствие самокритики!
Профессор Граб холодно поинтересовался, почему проект, представленный от имени Донецкого института не подписан профессором Китаевым, не значит ли это, что научный руководитель присутствующих здесь молодых людей попросту не захотел поставить на нем свое имя.
— Он-то как раз хотел, мы не хотели! — выкрикнул Светов. — Принципиально!..
Это произвело плохое впечатление. Светов покраснел и виновато оглянулся на друзей. Липатов бросился исправлять его ошибку:
— Кому подписать, решала дирекция института при участии профессора Китаева; подписали те, кто действительно работал. А протокол опыта Китаевым заверен.
— Чему и я был свидетелем, — подтвердил Русаковский, улыбаясь смешному воспоминанию.
— Да не в подписях дело, — морщась, заговорил Граб. — Мысль в проекте довольно занятная, но я, как хотите, не могу принять весь этот проект всерьез. В самом деле, товарищи, это же не наука, а… а бог знает что! С ходу отвергаются, игнорируются все научные истины, известные сто лет. А вместо них нам предлагают… так, какие-то трубки и клапанчики, какое-то кислородное дутье прямо в пласт… И хотят, чтоб ученые санкционировали подобную галиматью!
Академик Лахтин вдруг заливисто всхрапнул. Веки были опущены, но один глаз поблескивал из щелки — насмешливо и зорко.
Катенин видел этот живой наблюдающий глаз и старался понять — случайно старик всхрапнул или нарочно. От заливистого звука все на мгновение примолкли, потом заспорили еще яростней. Авторы отбивались как могли. Катенин невольно восхищался ими и с горечью думал: я бы так не сумел…