Наискосок от них заспанная буфетчица расставляла на прилавке тарелки с винегретами и колбасами.
— А я голодная, — сказала Лелька.
Уже за столиком, когда буфетчица подала им винегрет, бутерброды и чай, Никита сообразил, что денег у него не хватит: отец совсем не давал ему денег. Чувство унижения согнуло его веселую голову. А Лелька с аппетитом ела, поблескивая крепкими зубами; он увидел милую щербинку между передними зубами и улыбку, которая продолжала гулять по ее лицу, даже когда она ела, когда она отхлебывала чай, прижав пальцем ложечку.
— Жених-то беден, — сказал Никита. — Не того жениха выбрала.
— Зато я полный расчет получила, я богатая, — отмахнулась Лелька.
Еще не поздно было, расплатившись с помощью Лельки, повести ее к себе домой — такую, как есть, растрепанную, в пятнышках копоти. Убежденность счастья так победно озаряла ее курносое загорелое лицо.
Но Лелька уже заметила растерянность своего суженого. Ее глаза расширились и потемнели.
— Так куда ж ты меня девать собираешься, жених?
Никита молчал, свесив голову.
— Звал, звал, а сунуть и некуда? — с недобрым смехом спросила Лелька, но тотчас шутливо дернула его за чуб и с торжеством достала из кармана клочок бумаги. — Вот, Анна Федоровна адресок дала, там и примут и устроят.
— Я думал, поедем к нам, — неуверенно сказал Никита.
— К ва-ам? — протянула Лелька. — А ну давай выкладывай, что там у вас.
В эту минуту она еще верила, что преодолеет все.
— Да знаешь, как старики рассуждают.
— Где мне знать? Я все с молодыми!
Она поддразнивала, стараясь расшевелить его и чувствуя, что от унылого выражения его лица по капелькам утекает ее счастливое настроение.
— Что ж, пойдем по адресочку. Проводить-то не боишься?
— Глупости говоришь! — огрызнулся Никита.
Он пережил острое унижение, когда Лелька расплачивалась за обоих. И еще раз, когда она оставила его на улице и вошла «по адресочку» одна, заносчиво вскинув голову, а он топтался на улице, как чужой.
Лелька скоро выбежала, поманила Никиту в сени, обняла и поцеловала. В полумраке сеней ее глаза победно сверкали.
— Я сейчас в баньку пойду да в магазины сбегаю, куплю кое-чего, а ты заходи за мной в двенадцать. И пойдем. Все хорошо будет, Никитка, не трусь!
Он ушел приободренный. Он не видел, как меркли ее глаза, провожая его.
— Что ж девицу свою не привел? — спросил отец за завтраком. — Я и побрился для такого случая, и галстук повязал.
Да, он был побрит и в галстуке, но смотрел недобро, с ехидством.
— Я ее пригласил к нам сегодня днем, — независимо сказал Никита.
— Пригласил? Ну-ну.
И отец уткнулся в газету.
В двенадцать часов Никита зашел за Лелькой — и не узнал ее. Растревоженная несбывшимися мечтами и нарастающим страхом, Лелька употребила часы ожидания на то, чтобы походить на настоящую невесту. Она купила в универмаге зеленую фетровую шляпку — первую в своей жизни. Шляпка закрывала ее чистый лоб и стискивала ее вольно разлетавшиеся волосы. В парикмахерской ей подбрили и подкрасили выгоревшие бровки. Она купила себе узкую короткую юбку на пуговицах и дамскую сумочку с блестящим затвором… Такой она и вышла — сама не своя, заносчивая и несчастная.
— Ну как они? — спросила она в трамвае.
Подбодрить бы ее Никите, сказать бы, что все обойдется. Но он не сумел. С игривой, искусственной развязностью ввел ее в родной дом и познакомил с родителями. Отец держался угрюмо, мать суетилась и ничем не помогла ни сыну, ни Лельке, по потихоньку разглядывала гостью, и этот взгляд исподтишка оскорблял Лельку. Она скинула пальто, но осталась в шляпке и тискала на коленях сумочку.
— Я ведь ненадолго, — сказала она, сложив губы бантиком.
— Вот как, — сказал Кузьма Иванович. — Слышал я, вы в экспедиции работали. Так вы теперь в отпуске или расчет взяли? И как жить думаете — у нас в городе или в другую экспедицию устраиваться?
Лельке хотелось крикнуть, что устраиваться ей не нужно, так как она приехала к мужу, а в любую экспедицию ее возьмут охотно, только скажи, она нигде не пропадет. Так было бы лучше всего, из-под нелепой шляпки проглянула бы настоящая Лелька. Но Лелька смирила гордыню. Скромно, губы бантиком, ответила, что хочет пожить в городе, «в культурном центре», потому что в палатках да в переездах девушке трудно. При этом она с ненавистью взглянула на притихшего Никиту.
Отец пошевелил бровями и спросил, как здоровье Матвея Денисовича и Анны Федоровны. Лелька церемонно ответила — ничего, здоровы и кланяются. Наступило молчание.