— Нет.
— Хорошо. Потому что в моем брате не было ничего шокирующего. На самом деле он был очень старомоден. Он не мог смириться с моим разводом. — Она поднесла сигарету к губам, запрокинула голову и втянула дым. — К чему я все это рассказываю? Да чтобы вы не верили всему, что рассказывает мой брат.
— Я все еще не знаю, верю ли я ему вообще.
Если выражение удивления и обиды, появившееся на лице Мины, было лишь притворством, то она, несомненно, обладала актерским талантом не меньшим, чем у Элеоноры Дузе. Но, хотя ее глаза и увлажнились, а подбородок задрожал, она не пролила ни одной слезинки. Внезапно Мина поднялась с места, раздавила сигарету в пепельнице, стоявшей на тумбочке у кровати, и взяла пальто и перчатки.
— Я просто дура, — произнесла она взволнованно. — Простите меня. Просто я решила, что раз вы встретили Уолтера… Я и подумать не могла, что вы мне все еще не доверяете…
— Подождите, Мина, — сказал я, удерживая ее за плечи и поворачивая к себе.
Но я не смог продолжить, потому что она перебила меня:
— Вы, верно, считаете меня ужасной женщиной.
— Я никогда так не думал.
— Тогда что же?
— Я… — У меня во рту вдруг пересохло. — Я не знаю.
При этих словах ее лицо сморщилось, и она больше не смогла сдерживать слезы. Сквозь рыдания она взмолилась:
— Пожалуйста, пожалуйста… скажите, что мне сделать, чтобы убедить вас, что я не обманщица. Я сделаю все, что вы скажете…
Я привлек ее в свои объятия, и она спрятала лицо у меня на груди. Я проговорил ей в макушку:
— Вам незачем убеждать меня. Я больше не занимаюсь изучением ваших способностей.
— Но вы единственный, чье мнение мне важно, — проговорила Мина. — Единственный, кто важен для меня. Должен быть какой-то способ убедить вас поверить мне.
— Возможно, такой способ есть.
— Но какой?
— Позвольте мне подвергнуть вас гипнозу.
Мина насторожилась.
— Зачем?
— Чтобы расспросить о вашем брате.
— Но я и так готова рассказать вам все, что вы захотите узнать.
Я упрямо покачал головой.
— Под гипнозом люди более откровенны. Они менее скованны, меньше следят за тем, что говорят…
— Вы хотите сказать, что они не могут лгать.
Мина отвела накрашенные глаза. Теперь я видел ее лицо в профиль. Что заставило ее так стиснуть зубы? Может быть, гнев и обида? Или она просто вычисляла в уме, как лучше избежать проверки?
Я почти убедил себя в справедливости моей последней догадки, когда Мина вновь обратила на меня свой взгляд и робко спросила:
— А что чувствуешь, когда тебя загипнотизировали?
— Это очень похоже на транс, в который вы впадаете во время спиритического сеанса.
Кажется, это убедило ее.
— А вы уже делали это прежде?
— И не раз, — заверил я, лишь немного преувеличивая. — Одно время это было излюбленным развлечением на студенческих вечеринках. Это делали ради смеха.
— Смеха?
Она словно попробовала это слово на вкус, как экзотическую конфету. Я взял ее руку, чтобы доказать, что мы будем заодно, что я не стану предпринимать что-либо против нее. В конце концов Мина успокоилась и сжала в ответ мою руку. Ее улыбка была словно солнце после весеннего дождя.
— Если это сделает вас счастливым, дорогой.
Я снова усадил ее на край кровати и дал стакан воды, чтобы она успокоилась, а сам отправился на поиски свечи. Когда я спустился в вестибюль, то почувствовал, как моя решимость тает на глазах. То, что годилось для общительных девиц Редклифа, собиравшихся поразвлечься на вечеринке, могло не сработать в случае с замкнутой тридцатилетней женщиной, хотя Мина и демонстрировала уже необычайную восприимчивость, впалая в состояние транса и легко выходя из него. Мне оставалось лишь уповать на то, что это свойство сохранится и в изменившихся обстоятельствах.
Я вернулся в номер со свечой в руке и застал Мину снявшей туфли и лежащей на кровати. Я вообразил, что она уснула, но, когда я тихонько притворил за собой дверь, она приоткрыла глаза. Мина наблюдала за мной сквозь опущенные ресницы. Я занавесил окна, чтобы погрузить комнату в полумрак, зажег свечу и, капнув воска, установил ее в пепельнице. Когда все было готово, я попросил Мину сесть так, чтобы колени выступали над краем кровати, а сам расположился у нее в ногах, словно сапожник.