Я повернулся к столу.
— Как я могу отдыхать! Ведь мы обещали Кроули оберегать их личный покой.
— Что-то я не помню о таком обещании, — возразил Фокс.
Я открыл рот от изумления. У меня побелели костяшки пальцев, так сильно я сжал спинку плетеного стула. Внезапно мне стало ясно, почему мои коллеги столь спокойно отнеслись к статье Флинна.
— А ведь вы, поди, рады, что Флинн сделал первый выстрел, верно? — сказал я и поспешил продолжить, не оставляя им времени на возражения: — Неужели вы думаете, что, выставив наше исследование на публичное обозрение, сумеете выкрутить мне руки и принудить меня проголосовать по-вашему.
— Поосторожнее, Малколм, — предостерег Ричардсон. — Он, похоже, так разозлился, что сам не знает, что говорит.
— Что ж, я и в самом деле разозлен, — признал я и, не утерпев, бросил им в лицо угрозу, которую подсказал мне вселившийся в меня бес: — Я настолько зол, что готов сам обратиться к газетчикам.
Фокс отложил вилку.
— Что ты сказал?
— Я говорю, что всерьез подумываю о том, не поведать ли мне репортерам истинную картину исследования, — заявил я. — Что «Сайентифик американ» волнует лишь повышение тиража, а не серьезное исследование проблемы. Что члены комитета больше времени проводят в разговорах, чем на сеансах. И что настоящему испытанию подвергается лишь бюджет расходов.
От моих слов Фокс и думать забыл про еду, но, когда он заговорил, голос его был холодным и ровным:
— Что вы хотите этим сказать?
Я открыл рот, чтобы ответить, но не смог произнести ни звука. Я не ожидал, что зайду так далеко.
— Если вы решили нас шантажировать, — произнес Ричардсон, выбирая ножом кости из рыбы, — то уж подготовили бы заранее список ваших требований.
И словно не желая бросать слов на ветер, он, к изумлению Фокса, не говоря уже о моем собственном, предложил мне помощь в составлении этого самого списка.
— Например, вы могли бы потребовать, чтобы Малколм прямо сейчас составил обращение в газеты…
— Что вы делаете? — прошипел Фокс.
— …и объяснил, что, несмотря на то что опубликовано в газетах, наш комитет еще не пришел к окончательному решению по поводу истинности дара медиума некоей Марджори.
— И вы полагаете, он согласится?
Ричардсон прополоскал небо глотком вина, задумался на миг и заключил:
— Полагаю, что да. По крайней мере, мне кажется, что вы его взяли за горло.
Я обернулся к Фоксу и подтвердил, что это и есть мое первейшее требование. В этот момент Фокс был похож на уличного актера из тех, что на потеху публики глотают всякие мелкие предметы — серебряный доллар, лампочку, часы, а потом возвращают их владельцам в том порядке, какой указывают зрители. Он с трудом выдавил из себя одно-единственное слово:
— Ладно.
Видно было, как непросто дался Фоксу этот короткий ответ. Но зрителю этого было мало. Неожиданная поддержка Ричардсона вдохновила меня.
— У меня есть еще одно требование.
— Да ты мелкий…
— Я, кажется, упоминал о репортере, которого встретил этим утром у дома Кроули? — продолжал я как ни в чем не бывало. — Из «Инкуайрер»? Молодой парень, примерно моего возраста. Явно пытается сделать себе имя. Уверен, что он будет рад возможности втянуть «Сайентифик американ» в скандал.
Я покосился на Ричардсона, чтобы узнать его реакцию.
— Не зарывайся, парень, — предостерег он меня.
— Чего еще ты хочешь? — прошипел Фокс.
— Чтобы вы заключили джентльменское соглашение со мной.
— На каких условиях?
— Еще одна неделя сеансов, — сказал я, — причем вы не станете препятствовать мне, какие бы меры контроля я ни предпринял.
Фокс поморщился и встал со стула. Он посмотрел на Ричардсона, на меня, на людей, которые обедали в зале и стали невольными свидетелями его унижения, потом отшвырнул салфетку и ринулся к лифту. Но тот подъехал не сразу, так что бедняге пришлось постоять на всеобщем обозрении, кипя гневом и делая вид, что ему все нипочем.
Я обернулся к Ричардсону.
— Благодарю вас.
— Не за что, — отвечал он, отодвигая тарелку и делая жест официанту подавать кофе. Он посмотрел на меня глазами цвета джина. — Только не воображайте, что я ваш союзник, Финч. Я считаю эту вашу маленькую «охоту на ведьм» недостойной, в этом я солидарен с Фоксом и Флинном.
— Тогда почему вы повели себя так странно всего несколько минут назад?
Ричардсон достал египетскую сигарету и покатал ее по крышке коробки, на которой был изображен ибис, затем закурил и глубоко затянулся, словно ответ на мой вопрос требовал от него более срочной инъекции никотина, чем та, которую могла дать трубка.