— Просто я хотел уравнять силы на поле.
Я внимательно посмотрел на него: прекрасно сшитый костюм, внушающие уважение манеры.
— Так для вас это только игра?
— Игра? — Брови Ричардсона удивленно взлетели вверх. — Нет, конечно, это не игра — иначе я не стал бы подвергать себя риску нажить в Малколме врага.
Лицо его сделалось серьезным, и он стал похож на военачальника, обдумывающего все за и против накануне важного сражения.
— Я не понимаю.
Он втянул в легкие побольше дыма.
— А я и не надеялся, что вы поймете. Вы слишком молоды, для вас это всего-навсего интеллектуальная задачка. Если вы ее решите — это откроет вам путь к докторской степени. Но для всех нас эксперимент — это нечто большее. — Рассеяно глядя в пустоту перед собой, он потрогал пальцем незажженный конец сигареты. Официант подал кофе и спросил, не принести ли вторую чашку — для меня.
— Нет, — ответил за меня Ричардсон. — Мой юный друг уже уходит. У него срочное дело, — добавил он, поглядев на меня через стол, — и многие ждут, что он доведет его до конца. Правильно я говорю, Финч?
— Да.
— Очень хорошо, сэр, — кивнул, смутившись, официант и ушел. Я собрался последовать за ним, но Ричардсон остановил меня:
— Еще один вопрос, пока вы не ушли, Финч.
— Да?
— Как вы объясните появление голубя?
— Ну, это довольно простой фокус, — сказал я, пожимая плечами. — Птицу прячут в каком-нибудь тайнике, например, под полом или в стуле с двойным дном.
— Ах вот оно что — тайник, — повторил Ричардсон, кивая. — А телеплазма?
— Удачная деталь, — признал я, — но она ничего не доказывает. По крайней мере, сначала надо дождаться заключения патологоанатома.
— Конечно.
Ричардсон слегка улыбнулся, словно желая показать, что он так и думал. Когда он потянулся за новой сигаретой, то на минуту забыл о необходимости сохранять невозмутимое выражение лица, и я заметил промелькнувшее на нем разочарование. Я попрощался, оставив его наслаждаться панорамой города и греться в лучах зимнего солнца. В окружении оживленных постояльцев и проворных официантов он казался самым одиноким человеком на земле.
Но в одном Ричардсон ошибался: для меня этот эксперимент значил больше, чем просто «интеллектуальная задачка». И я уже заработал синяк под глазом, решая ее.
Пока это была сложная задача — не только для моих мозгов, но и для моей совести. Как мне теперь сдержать обещание, данное Маклафлином? Ведь он поручился, что мы будем охранять покой Кроули. «Нет, — размышлял я, вновь и вновь возвращаясь к этому вопросу, — не обещание Маклафлина, а мое обещание». Пусть я прибыл в Филадельфию как представитель Маклафлина, но за эти дни я почувствовал личную ответственность за судьбу Мины и Артура Кроули. Поэтому появление этим утром трех молодчиков на пороге их дома я воспринял как собственный недосмотр. Я не больно надеялся, что признание, которое я только что принудил сделать Фокса, урезонит этих охотников за новостями. Необходимо было придумать что-то более изощренное, чтобы сбить их со следа.
Мне было пора возвращаться на Спрюс-стрит, но я был еще не готов вновь увидеть осажденный дом. Я отыскал автомат и купил стакан березового сока и бутерброд с ливерной колбасой, а потом направился в «Кагли и Муллен» (которые рекламировали себя как «самый большой в мире магазин для домашних животных») за десятифунтовым мешком корма для голубя. Дольше откладывать возвращение было нельзя, я взвалил мешок с зерном на плечо и решительным шагом, словно солдат на марше, направился к площади Риттенхаус.
Дойдя до перекрестка Двадцатой улицы и Спрюс-стрит, я с удивлением обнаружил, что переулок перед домом Кроули пуст, а журналисты исчезли. Что бы это означало? Но тут я увидел, как по ступеням крыльца торопливо поднимается репортер, минуту спустя парадная дверь отворилась, и его пустили внутрь. У меня упало сердце. С опаской последовал я по его стопам, и вскоре мне стало ясно, в чем заключалась новая стратегия Кроули по общению с прессой.
В нижнюю гостиную набилась добрая дюжина репортеров, среди которых я узнал уже знакомую мне по утренней встрече троицу — Ливой подмигнул мне, — но к ним прибавились новые типы из иногородних газет и радиостанций. Миссис Грайс подавала всем кофе в лучших фарфоровых чашках Мины, а Пайк тем временем расхаживал с бутылкой отличного хозяйского бренди.