Накануне она убила человека, пусть разбойника, но все же мать ей с детства твердила, что женщина создана, чтобы давать жизни, а не отнимать ее. Хотя другая часть сознания подсказывала: для защиты дозволено преступить старинный запрет духов, поэтому чувство вины отступало, зато приходила неприятная трясучка. То ли после всего пережитого, то ли в озябшее тело все-таки закралась дурная хворь. Глупо и бездарно умирать от нее, когда удалось вырваться из лап жестоких лиходеев. Вернее, когда ей помогли выбраться… Тогда-то она вскинулась, вспоминая о том, кто согревал ее всю ночь, о его ране.
«Теплый… Значит, жив», — подумала Котя и успокоилась, дотрагиваясь до жилистого мехового бока неведомого зверя, ее спасителя. Вен Аура.
Он пошевелился и поднял голову, встряхивая короной из ветвей и шевеля ушами. Красивый грациозный зверь. Но он был созданием Хаоса, а ими запрещено восхищаться. Они ведь способны принять любой облик, навести любой чудесный морок. Котя устрашилась своей давешней доверчивости.
«Морок для чего? Если бы он хотел меня съесть, то уже съел бы. Так зачем защищает?» — терялась в догадках Котя, рассматривая не без удовольствия, как тянутся длинные передние лапы. Из них выглядывали крупные загнутые когти, но потом убирались обратно, оставляя мягкие подушечки. Вен Аур сонно хлопал глазами, и на этот раз они оказались травянисто-зелеными и больше не пламенели языками костра.
— У тебя были оранжевые глаза. А теперь… зеленые… — поразилась Котя, забывая пожелать доброго утра. Хотя принято ли так у созданий Хаоса? Там ведь нет смены дня и ночи. Она не ведала, поэтому не утруждалась соблюдать ненужные приличия.
— Да. Тебя ведь пугали оранжевые? Я решил изменить цвет, — отозвался ей Вен Аур, будто ничего необычного не случилось.
— Как так «решил»? — потрясла головой Котя.
«Решил он! Вот бы я решила крылья отрастить, обернуться ястребом, облететь весь свет. А теперь я даже не знаю, в какой стороне дом», — с сожалением подумала Котя, вспоминая о невероятной природе существ, принадлежащих Хаосу. За Барьером совершались чудеса, о которых не слагалось песен, лишь страшные легенды.
— Решил и все тут. Моя двадцатая весна еще только через год, а значит, я пока могу менять себя, как вздумается, — дернул плечами Вен Аур, улыбнувшись. Морда его оказалась слишком выразительной для звериной, Котя глядела на нее и видела человеческое лицо. И это смущало ее настолько, что к щекам приливало тепло.
— Какой странный…
«Странный монстр!» — мысленно продолжила Котя, но убоялась, что Вен Аур умеет читать мысли. Да и обижать его не хотелось, он ведь не делал ей ничего плохого.
В деревне бы его, без сомнения, закидали камнями и копьями, и ее заодно лишь за то, что посмела заговорить с чудовищем. Но бескрайние просторы леса не подчинялись правилам людей. Вокруг лишь переговаривались птицы, мелкие пичужки деловито порхали над поляной. Одна из них, красногрудая с серыми крыльями, подлетела к Вен Ауру и безбоязненно села на корону из ветвей, наверное, приняв ее за дерево. Зверь поднял глаза и не шевелился, тепло улыбаясь небесной твари до тех пор, пока она не улетела, перепорхнув на вековой дуб неподалеку.
«Птицы не боятся его. Может, не так страшен Хаос? По крайней мере, не все его обитатели», — утешала себя Котя, вспоминая, что животные всегда верно чуют дурные намерения. Когда приехали злополучные сваты, дворовый пес лаял и злобно рычал, хотя тогда несчастная невеста не обратила на это внимание.
Невеста… Она ведь все еще оставалась ею, жених все еще ждал уплаты долга. Котя раздумывала, куда ей направиться. Домой или дальше, к постылому будущему мужу? Впрочем, она оглядывалась вокруг: мирная полянка, темнеющая чаща, огромные колючие лапы елок — ничто не выглядело хоть сколько-нибудь знакомым. Сваты завезли ее далеко окольной дорогой, а разбойники еще дальше потаенными тропками.
Оставалось лишь надеяться на Вен Аура. Могла ли она предположить, что единственным защитником окажется загадочный странник из-за Барьера? А если он намеревался бросить ее? А если рана на его боку все еще не позволила бы идти? Котя терялась в догадках, а все намерения разбивались о беспомощность в случае возможного побега или немощи защитника. Она не умела по-настоящему охотиться, и не нашлось бы средств для исцеления серьезных ран. К тому же ее саму все больше трясло, голову стягивал обруч. Это все больше пугало.
— Как твоя рана? — спросила обеспокоенно Котя.
— Как я и обещал: почти зажила. Меч Вхаро оказался остер, но нас не так-то просто убить, — не без гордости сообщил Вен Аур. При упоминании главаря разбойников Котя поежилась, давя подступившую к горлу тошноту. Она вспомнила сальные покрытые сажей и кровью руки и как будто вновь ощутила липкий язык на своем ухе. Она надеялась, что когти Вен Аура оторвали и эти похотливые руки, и злокозненную голову, которая направляла их.
Сопротивляться собственной законной злобе не удавалось. Пусть и существовал орден Белых Друидов, которые утверждали, будто жизнь любого человека священна, но, наверное, они никогда не сталкивались с такими лиходеями. И все же… Накануне Котя и сама убила, вонзила нож в живот врага, не раз и не два. Она вновь притихла, рассматривая свои пальцы. Зато Вен Аур, кажется, отнимал жизни без колебаний, как настоящий воин. Или зверь. Кто же? Кто? И кто она сама отныне?
— Тебе часто приходилось убивать? — спросила Котя, пристально глядя на Вен Аура. Она искала оправдание себе, но молитвы и обращения к духам не давали ей ответов, кто она после совершенного, виновата ли хоть в чем-то. Ей казалось, что нет. И от этого делалось стыдно, будто она неправильная и беспощадная, как мужчина-воин.
— Чаще, чем я хотел бы, — нахмурившись, отозвался Вен Аур. — Я знаю, тебе вчера тоже пришлось. Я понял это, когда зов изменился, в нем словно появился звон стали.
Спрашивать, о каком зове твердит Вен Аур, Котя не стала — она и сама прекрасно помнила безмолвную песню, которую не уловить ушами. Она вплавлялась прямо в сердце, пронизывала тело, будто незримо прораставшие корни. И рядом с новым другом зов разливался дополнительным теплом, как прикосновения далекой весны.
— Иногда приходится убивать, чтобы не убили тебя, — ровным спокойным тоном продолжал Вен Аур. — Так мы выживаем в Хаосе. Так вы выживаете здесь. В этом нет ничего дурного, если не ты нападаешь первым.
— Значит, ты не нападал первым?
— Обычно нет. Только если хотел есть. И не на людей, если ты об этом.
«Если у них в Хаосе нет различения между животными, людьми и растениями, значит, они едят друг друга без всяких правил и запретов», — подумала с недоверием Котя. И это устрашило ее, она поняла, что находится рядом с хищником, потусторонним и непонятным. Если бы ей пришел на выручку волк или медведь, вряд ли она бы доверила животному свои секреты и переживания, вряд ли отважилась бы сидеть рядом с ним. Но обычные лесные обитатели и не ответили бы, она же столкнулась с необычным.
До сих пор Хаос представал чем-то далеким, местом из легенд, поэтому теперь Котя отчасти казалась себе героиней какой-нибудь сказки. Вот только большинство из них заканчивались страшным поучительным концом: доверилась девица зверю-проводнику, а в конце он завел ее в чащу и обглодал косточки. Так уж повелось в Ветвичах, так уж воспитывали матери своих детей. А Котя как будто позабыла обо всех наставлениях. Или все сказки слагали трусоватые люди, поэтому истории лгали. Лучше бы лгали.
— Вен Аур… Так кто же ты? — несмело спросила Котя, невольно поглаживая укрывавший ее хвост, служивший единственной надежной защитой от стужи.
— А ты еще не догадалась? — отозвался собеседник. — Если быть точным, мое имя: Дальред Вен Аур.
— Дальред — это имя рода? — предположила Котя. У нее-то осталось только единственное имя Юлкотена, а имя рода отец унес вниз по реке за Пустынь Теней и Круглое Море.