Мне нравятся мои темно-русые длинные волосы, достигающие уровня поясницы. Они такие мягкие и густые, что некоторые личности, я имею ввиду свою далекую подружку и такого же далекого парня, сильно любили потискать эти волосы, чем раздражали.
Раньше я жила с родителями в большом городе — Москве, училась в прекрасной школе, у меня было море друзей, но потом пришлось переехать в небольшой городок. В этом городе было всего четыре школы. Из самой лучшей школы меня исключили за плохое поведение и поведение «недостойное этой превосходной скромной школы». Я ничего такого не делала, просто немного пошалила... Всего-то на всего намазала доску мылом, на стул накрошила мел и... Ну... Меня исключили. Да, понимаю, что это слишком банально. Но всему есть свое объяснение. Ведь, это же я!
В этой школе у меня было очень много друзей, я была популярна, конечно, не очень. Когда меня исключили, пришлось расстаться с друзьями и искать другую хорошую школу. Мама с папой довольно быстро нашли мне место для учебы, только оно мне не нравилась... Как всегда родители настояли на том, чтобы я осталась там учиться. В этой школе друзей у меня нет, вот как чувствовала, что не нужно здесь оставаться!
Ну что ж, буду искать свою одежду даль... Нашла! Ну как можно было додуматься спрятать одежду под кровать? Кошмар! Вот я бестолковая, прямо как всадник без головы!
Я оделась, сделала хвостик на бок, закрепила резинкой, заплела из хвостика косу и закрепила блестящей резинкой. Эта простая прическа смотрелась просто шикарно, особенно на моих темно-русых волосах. Я еще немного полюбовалась собой и отправилась в добрый путь — на кухню.
Примечания:
*"только дурак нуждается в порядке — гений господствует над хаосом", - цитата великого немецкого физика Альберта Эйнштейна.
Глава 2. В добрый путь!
«Если хочешь чего - то, то обязательно этого добьешься!»
Генетика — очень интересная штука. Никогда не знаешь, каким может родиться ребенок, с каким цветом волос, глаз. Можешь только предполагать. Мой папа — кареглазый брюнет, а мама — блондинка с большими, серыми, как пасмурное небо, глазами, которые я, к счастью, унаследовала. Интересно, каким мог быть мой брат или сестра? Жаль, что я единственный ребенок в семье...
Подумав о родителях, вспомнила о поездке. Как же я не хочу ехать ни в Германию, ни в Италию. Хочу в Париж и точка! Но как всегда мечты мечтами, а реальность не ждет... Увы. Поэтому я решила уговорить родителей оставить меня дома, пусть сами едут в свои командировки (и привезут мне магнитики).
Я спустилась вниз, на кухню. Мама уже стояла у плиты и пекла драники. Я удивлялась тому, как у нее ловко получалось это, просто загляденье! При этом на лице ее ничего не выражалось, казалось, что ей это не доставляло особого труда. Кажется, ей вообще было все безразлично... Как ей это удается? Почему я не могу безразлично что-то делать? Все мои эмоции постоянно отображались на лице, скрыть их не удавалось никогда.
Папа сидел за столом и ел уже готовые драники (хотя, точнее будет сказать, поедал их со скоростью света, интересно, а мне что-то собирается оставить?), запивая их вкуснейшим кофе, аромат которого разносился по всему помещению, перебивая все запахи. Наконец, он остановился есть завтрак, когда обнаружил пустую тарелку перед собой. Интересно, а что мне осталось?
Мамочка дожаривала последний драник который достанется мне-е. Я, предвкушая великолепный вкус еды, облизнулась. Но, видимо, сегодня не мой день, ибо последний драник, что обязан был предстать передо мной во всей своей красе, эпично упал на красивый пол. Вот же...
Не заметив порог, я ввалилась на кухню, как римляне в Галлию. Но только те не распластались так позорно на полу перед врагом, нежели я.
Родители сразу обратили взор на мою персону, поднимающуюся с пола.
— Ну, как дела, родители? — отряхнувшись, спросила я с милой улыбкой, играющей на губах.
— София, ты не ушиблась? — Подбежала ко мне мама, начиная отряхивать мою одежду от невидимой пыли. А, может быть, это я не вижу пыль? Может, у мамы способность такая: видеть то, что недоступно для человеческого глаза.
— Да все хорошо, мам, — отстраняясь, произнесла я, печально поглядывая на одиноко лежащий блинчик, который так и не познал, что такое желудок.
— Точно все хорошо? — Вопросительно уставился на меня папа, отложив свою газету в сторону.
— Лучше не бывает! — Воскликнула я, взмахнув руками.