Вот только он, Гейдрих, себе такой роскоши позволить не мог. Слишком глубоко ему в память запали слова пришельца из будущего о том, что именно ядерное оружие после войны определяло соотношение сил на мировой арене. — Тут Гейдрих вновь не удержал улыбки. — Нет, англичанин выразился немного не так и вообще он мало что понимал в послевоенной мировой политике. Но то, сколько раз и в каких выражениях он упоминал (а стенографист старательно записывал) ядерное оружие, не оставляло абсолютно никакого простора для фантазии — оно и только оно определяло в будущем военную мощь государства. А Рейнхард Гейдрих дураком не был, потому соответствующие выводы сделал быстро, а действовал еще быстрее.
Был сформирован специальный штаб, куда, кстати говоря, отобрали немало офицеров, так или иначе сталкивавшихся с научной деятельностью или даже занимавшихся ею. Затем была объявлена скрытая мобилизация всех европейских ученых так или иначе связанных с исследованиями атомного ядра и другими подобными областями физики. О, тут его люди проявили себя во всей красе! Отнюдь не все научные светила Европы и даже Германии горели желанием работать на благо нацистского режима, да еще и в такой специфической области, как создание сверхмощного оружия. Но агенты РСХА продемонстрировали поистине великую силу убеждения — в конце концов, к каждому человеку можно найти свой подход, было бы время и желание. И возможности.
У, тогда еще бригаденфюрера, Ганса Каммлера, с самого начала возглавившего проект, возможности были. Кого-то ловили на тщеславии, кого-то на тяге к научной деятельности, которой в покоренной Европе серьезно можно было заниматься только под немецким контролем. Кто-то польстился на земные блага, которые сулило сотрудничество. А кого-то толкнул в объятия проекта страх. Мотивы были разные, но результат один — все виднейшие физики (а также математики, химики и прочие, кто потребовался) старого света оказались так или иначе задействованы в атомном проекте. Даже Нильс Бор — наследник славы и продолжатель дела великого Резерфорда, в конце концов, сдался.
К тому же Каммлер выдвинул оригинальную идею: разделить атомный проект как бы на два этапа — создание реактора и создание собственно бомбы. В результате менее надежных иностранцев можно было привлекать к работам по созданию атомного реактора — в перспективе колоссального источника энергии. Чем не цель для ученого, желающего принести пользу человечеству? Ну а про оружейный плутоний, можно особо не вспоминать — подумаешь, побочный продукт процесса преобразования вещества. Не бог весть какая хитрость, конечно, но люди верят в то, во что им хочется верить. Надо только дать им хотя бы маленькую лазейку, а дальше они сами убедят себя в том, что научный прогресс нельзя остановить. Что если они откажутся, то им найдут замену. Что выгоды нового топлива перекроют для человечества вред от новой взрывчатки… Человек — слаб. И чтобы скрыть свою слабость, хотя бы от себя самого, он всегда найдет ей разумное оправдание. Просто иногда нужно немного подсказать. Совсем чуть-чуть.
Словом, проблемы с людьми были решены, а вот технические никуда не делись. В теории всё было вроде бы понятно, но вот когда доходило до практического воплощения, неизменно начинались трудности. Достаточно сказать, что первый экспериментальный реактор, построенный в Лейпцигском университете, взорвался! Собственно, после этого досадного случая все экспериментальные работы и были перенесены в Гарц. Но даже та локальная неудача обнадеживала — раз реактор взорвался, значит, цепную реакцию всё-таки удалось запустить! А это было немаловажно! Ведь яйцеголовые умники долго и упорно пытались настаивать на строительстве реактора на тяжелой воде — у них, видите ли, расчеты. Ха! Зато у него — Рейнхарда Гейдриха, были стенограммы рассказов из двадцать первого века, где четко и недвусмысленно говорилось: реакторы должны быть графитовыми!
Вообще оказалось, что умственные способности школьника из будущего он поначалу довольно сильно недооценил. По истории у этого путешественника во времени действительно больше тройки быть не могло, зато физикой парень видимо увлекался всерьез. Судя по всему, рассказанная им информация там, в довольно отдаленном будущем, была общедоступной и уже давно ни для кого не являлась секретом. Но здесь и сейчас она была поистине бесценна. Чего стоило хотя бы тоже сообщение о бесперспективности тяжелой воды как замедлителя происходящих в реакторе ядерных реакций? А ведь таких интересных вещей, пускай и в общих фразах, без особой конкретики, англичанин сообщил немало! И большой удачей было то, что очутившись в Гестапо, он перепугался так, что сам (!), стуча зубами от страха, принялся взахлеб рассказывать о сверхоружии будущего, о котором его никто поначалу не спрашивал. По наблюдениям следователя, мальчик очень боялся за свою жизнь и безопасность, вот и старался доказать собственную полезность.