В должности и образе женщины-девочки Кирилл пробыл несколько месяцев, пока к своему несказанному облегчению не был мобилизован и призван, прибыл в учебку и оказался в стопроцентном мужском окружении, полностью перестав быть зависимым от менструальных циклов враждебной окружающей среды. На радостях, Кирилл даже не испытывал комплекса неполноценности новобранца-рекрута, резко и насильственно вырванного из привычной гражданской обстановки. Напротив, после вздорного бабьего издательского царства даже одуревшие от безнаказанности деды-старослужащие представлялись ему милыми и добрыми приятелями, а его учебный взвод и рота — фронтовыми подразделениями, прочно спаянными крепкой мужской дружбой. Блаженного Кирилла старались не задевать, особенно после того как те деды, кто неуставным образом не соответствовал его идеалу, очень скоро в этом раскаялись, чему в немалой степени способствовали личные тактико-технические характеристики Кирилла: возраст, образование и физические данные.
Здесь нельзя не отметить, что, провожжавшись с товарищами женщинами осень и зиму, бабой Кирилл отнюдь не стал, так как это было затруднительно при росте 185 сантиметров, весе 90 килограммов и званию кандидата в мастера спорта по самбо — японских и китайских рукопашных веяний Кирилл тогда не признавал.
В отличие от гражданской, в армейскую службу Кирилл вписался столь четко, что первую лычку ефрейтора ему спешно кинули на погоны сразу после принесения воинской присяги. Сыграли свою роль, само собой, физподготовка, как и горячая юношеская любовь к оружию, хотя в большей мере карьерному росту Кирилла споспешествовали филология и компьютерный дизайн, поскольку хорошо изучавший личные дела призывников замполит-психолог определил молодому бойцу Кириллу издавать боевой листок. Через неделю друзья-спонсоры подвезли свеженазначенному редактору старое железо, вечером новое издание вышло в свет, а наутро Кирилл стал лицом неприкосновенным — как часовой — у принтера с компьютером и потайным радиомодемом с выходом в интернет. То есть должностным лицом с широкими возможностями организовывать по ночам в казарме сержантские эротические просмотры женских тел.
После армии Кирилл стал обращаться с женщинами со сдержанно презрительной небрежностью доминантного самца, снисходительно позволяющего себя обслуживать, но готового в любой момент клыками и когтями поставить на место зарвавшуюся самку, буде она предпримет легкое поползновение ущемить его право сильного мужчины повелевать и править слабым полом.
Многим женщинам нравилось такое обращение и отношение: издали их либидо засекало плечи и фигуру Кирилла, а, приблизившись, они обнаруживали образцового мачо. Хотя после одного или двух и более близких контактов разного вида инстинкт продолжения рода им неизменно диктовал, что настоящий мужчина и идеальный отец-муж не есть одно и то же, и пора с сожалением удаляться, иногда с обидами, скандалами и претензиями. Потому как быть за Кириллом, как за каменной стеной, иными словами, за ним замужем, не давалось никому и никогда.
С бой-бабами великодержавного женского шовинизма, пассивными суфражистками и активными лесбиянками Кирилл сталкивался редко, а когда такая беда случалась, обе стороны переходили в состояние взаимного вооруженного нейтралитета. И он, и они откровенно опасались больно задевать друг к друга, как сверхдержавы, обладающие оружием массового поражения, способным дважды и трижды уничтожить все живое на планете и в галактике.
Зато любимая женщина дизайнера Дербанова на вселенское половое равноправие не претендовала, командовать им не смела и всячески ему демонстрировала женскую немощь, приятную слабость духа и умилительную уступчивость. Наверное, только благодаря столь ценным дамским качествам Кирилл Дербанов близких и далеких контактов с гражданкой Дарьей Незванцевой не прерывал, хотя вот уже ровно два года муниципального и церковного брака успешно избегал.
* * *
С Дашкой Кирилл познакомился вульгарно-драматически, с жутким похмельем возвращаясь в город после кошмарной корпоративной пьянки на даче у редактора Колядкина. Ефимычу стукнуло 30 лет творческой деятельности, и он пригласил к себе в усадьбу сотрудников и руководство достойно отметить трудовой юбилей. Там они крупно погорячились, когда после вполне пристойного начала и отъезда главреда с замами, продолжили непринужденное общение, по принципу дополнительности затарившись двумя ящиками приличной на вид и цвет водки из магазина в дачном поселке. Водка оказалась фундаментально несъедобным продуктом, изготовленным, очевидно, из разбавленного гидролизного спирта, и Кирилл, проснувшийся на рассвете со страшенным бодуном, изжогой и Милкой-верстальщицей под сердечным боком, немедленно рванул домой, проницательно предположив — друзья и коллеги предпочтут подобное лечить подобным, а клин выбивать клином. При мысли о столь радикальном методе лечения Кирилл даже позабыл о том, что вчера вечером торжественно клялся поутру на "гольфе" доставить Милку в город, если не получится в девичьей целости, то обязательно в женской сохранности от нежелательной беременности. Но ни в коем случае не бросать ее в одиночестве.
Одинокую фигурку, отчаянно голосовавшую на разделительной полосе пригородного шоссе, похмельный и круто превышавший допустимую скорость, собранно злой Кирилл засек километра за три-четыре.
Приехали: провокация, заслон. На тачку разводят фраера ушастого. Слева и справа откосы крутые, почти эскарп, роту можно спрятать. Бабу семафорить — остальные в засаде.
Четко оценив обстановку, он, не притормозив, объехал чуть не бросившуюся ему под колеса миниатюрную брюнетку в желтом коротком платьице. Если бы не тяжелое похмелье и не адреналин с эндорфином, яростно очищавшие любимый организм от алкогольного отравления, Кирилл преспокойно поехал бы дальше — приключенцем он не был и лишних хлопот на свою задницу не искал. Но тут, как уже не раз бывало, он опять обиделся, что его за лоха держат. По-иному оценив обстановку, километров через пять Кирилл решил вернуться к месту предполагаемой засады.
Пять утра, все чисто, свидетелей нет. Почему бы не размяться?
По дороге он достал из тайника под сиденьем некогда газовый "айсберг", переделанный под нарезное оружие, и выщелкнул из барабана револьвера первый сигнальный патрон. Остальные, сам вчера заряжал, были боевыми.
Сразу на поражение, валить всех, ствол на мосту в речку — не жалко, за удовольствие надо платить. Пикник на обочине — хорошо. А теперь внимание, не гони, сначала справа, потом слева.
К своему неудовольствию и даже некоторому постыдному облегчению, Кирилл не обнаружил выставивших приманку коварных лиходеев в засаде. Пикника на обочине не случилось. С обоих направлений шоссе было совершенно пустынным — ни встречных, ни поперечных. Босоногая девица в желтом кремовом платье была абсолютно одна и в машину к нему не спешила. Кирилл сунул револьвер в бардачок и, распахнув дверцу, раздраженно бросил:
— Чего корячишься? Садись, — и, оценив нерешительность брюнетки в чистом поле голосующей ранним утром, смягчился, галантно улыбнулся и куртуазно-иронично добавил:
— Прекрасная мадмуазель, соблаговолите осчастливить своим обществом мой скромный экипаж…
Завершить куртуазный период Кириллу было не суждено: у мадмуазель подогнулись колени, и она кинематографично, беззвучно и романтично осела на асфальт. Кирилл тоже как в кино дернулся за револьвером: откуда стреляли? Впрочем, выцеливать врагов, стоя над телом прекрасной незнакомки, он не стал, но аккуратно уложил оружие в тайник, чертыхнулся, вышел из машины и кулем затащил на переднее сиденье закатившую глаза брюнетку в платье на голое тело.