— Говоришь, крепкий парнишка Василий Буздыкин… Из дворовых хулиганов самый главный хулиган?
— Так точно, товарищ командир. В точности как мы с тобой, Бурый.
— То дело давнее, давно закрытое. Твой Васька у кого-нибудь из сильных на подхвате был?
— Насколько я знаю, он и его пацанва сами по себе, хотя предложения ему и его квартальным были. Но по мелочам, домушничать там, по форточкам шарить. Политики тоже никакой.
— Если без балды и без политики, то беру, если сумеет сюда добраться и представиться по всей форме.
* * *
Фермер Федор Хатежин, хоть и внимательно следил за всем происходящим в городе и окрестностях, все же был принципиально вне политики и априорно вне борьбы за политическую власть влиятельных финансово-промышленных кланов вкупе с группами интереса, контролировавших город вместе с прилегающими территориями, сменяя друг друга у губернского кормила самым демократическим путем. Чаще всего без большой стрельбы и многочисленных жертв среди нонкомбатантов и прочего мирного народа, не желающего воевать, но по умолчанию не возражающего против того, что кто-то добровольно взвалит на себя тяжкую обязанность служить народу и защищать мирное население. И отнюдь не всегда мирным народам удается спокойно пастись на рыночных и торговых пажитях или тихо ходить под ярмом на фабриках и заводах, а также безмятежно горбатиться на службе в казенных и частных конторах. Пацифистов, инстинктивно приверженных мирной жизни, частенько бьют. Иногда очень больно бьют ногами и дубинками. Бывает не только по корпусу, но и по голове.
Больше всего мирный рабочий и служилый люд, проживающий в городе и пригородах получал по шапке до и во время ментовского мятежа, случившегося три года тому назад. В те времена не столь отдаленные хотя ныне и не столь близкие, разжиревшее на межклановых противоречиях, подмяв под себя суды и прокуратуру губернское управление внутренних дел стало государством в государстве и почувствовало себя реальной политической силой, готовой потягаться за контроль над городом с финансово-промышленными группами и криминальными группировками, обескровившими себя в позиционной войне за власть. В тот год раз за разом проваливались затяжные выборы из-за неявки избирателей. Мирные люди, то бишь те, у кого нет бронепоезда на запасном пути, откровенно боялись идти на избирательные участки, где их могли встретить вооруженные бандиты в милицейских погонах или в штатском камуфляже, весьма авторитетно призывающие голосовать исключительно за свою партию и за своего эксклюзивного кандидата. Нередко агитаторы затевали перестрелки, где, как обычно, под раздачу попадали прохожие и избиратели, осмелившиеся исполнить гражданский долг. Смелого пуля боится и автоматный штык-нож не берет, только в том случае, когда этот храбрец вооружен и опасен для других смельчаков с оружием. Но обычно законы об оружии пишут так, чтобы преступник был всегда вооружен, а его жертва была вовек безоружна и беззащитна. Оно бы ничего, пасущиеся мирные народы должно резать или стричь. Но что делать, когда преступник вооружен, носит погоны и претендует на то, что он облечен законной властью? Терпеть, конечно, в напрасной надежде, что от террористов в милицейских погонах их избавит Бог, царь или герой. Увы, до Бога высоко, до царя далеко, а герои, вообще, всегда были вымышленными персонажами из древнегреческих мифов, так же как и богатыри земли русской и прочих эпосов мирных народов мира. Детям разных народов хорошо жить мечтою о мире, если их частные магазинчики, кафе и гриль-бары не грабят по мелочи патрульно-постовые с сержантскими лычками рэкетиров в законе. Всяким отцам и детям нетрудно сообразить, хорошо это или плохо, когда вымогатели с маленькими звездочками требуют себе уже не эпизодических отчислений в виде ящика водки и какой-нибудь закуси к ней, а регулярных отчислений в пухлом конверте. Что и сколько берут люди в милицейских погонах с большими звездочками, мирные обыватели чаще всего не могут себе даже представить.
Зато о милицейских налоговиках и суммах, ими изъятых в денежном и товарном выражении, хорошо знали городские власти предержащие и другие заинтересованные лица, имевшие в своем распоряжении финансовые ресурсы и вооруженные силы. С оборотнями в милицейских погонах шла непримиримая борьба со стрельбой и погонями. Дня не проходило без сообщений о том, что губернский СОБР положил на месте преступления ментов-беспредельщиков, потрошивших какой-нибудь дежурный магазинчик или ларек, где торгуют ночью и днем. Или еще о каком-либо тому подобном правоохранительном деянии доблестных собровцев, подчинявшихся городским властям.
Однажды спецгруппа ГБ даже штурмовала здание одного из райотделов милиции, где пытались укрыться только что внаглую ограбившие банк беспредельщики в погонах. Но диких ментов-оборотней в городе было много, и за всеми ними малочисленным подразделениям СОБРа и ГБ было не уследить. Да и сами они не очень-то и усердствовали. Особенно в темное время суток, когда легко можно нарваться на шальную пулю.
Как раз в те темные времена Кирилл Дербанов возвращался поздним вечером из редакции и у ворот своего гаражного кооператива чуть не наехал на двух ментов с ефрейторскими полосочками, избивавших сапогами и дубинками сжавшегося комком подростка с заклеенным скотчем ртом, наверное, чтобы не орал благим матом и не звал на помощь. Давить машиной ментов Кирилл не стал, а пристрелил из своего ТТ. От засвеченного пистолета, привезенного из армии, Кириллу пришлось потом избавиться, но мальчонка остался в живых. Ваське Буздыкину по кличке Косой повезло, хотя его и увезли на "скорой" с сотрясением мозга и переломанными ребрами. Менты не были столь удачливыми. Их трупы увезли на автобусе СОБРа, вероятно, в качестве вещественного доказательства очередного доблестного деяния славных правоохранителей, сумевших пресечь бандитскую разборку. Все остались при своих. Даже пожилой дядька-охранник у ворот гаражного лабиринта, тот, что поднимает и опускает шлагбаум, встречая и провожая мудрым и печальным взглядом снующие туда-сюда автомобили. Он благоразумно не заметил ни ментов-беспредельщиков с дубинками, ни Кирилла с пистолетом ТТ. Собровцам он сказал, что как только начали стрелять, он спрятался и он не виноват, и оружия у него нет. Его обыскали, проверили нет ли на руках ружейной смазки и поверили на слово. В самом деле, не видел ничего человек. А что в темноте можно услышать или рассмотреть? Васька Косой тоже не разглядел Кирилла Дербанова. Темно же было! И напали на него, неслышно подобравшись. Но выйдя из больницы, как то вечером он отдал Кириллу нарезной ствол, переделанный в утреннюю смену на заводе Васькиным отцом из газового револьвера. И дробовые патроны у мальца нашлись. Васька и его папаша оказались людьми с понятием и догадывались: безоружному человеку приходится очень несладко, и жизнь медом не кажется, когда все преступники вокруг тебя вооружены, и безопасность каждый обеспечивает сам для себя, но иногда для окружающих.
Оставшись при своих, можно разойтись и опять начать сначала. Через неделю Кирилл опробовал новый ствол по возвращении с родительской дачи. Сытый и довольный. Он тогда законопослушно остановился по первому взмаху полосатой палки, но почему-то менты-беспредельщики попытались у него отнять машину за незначительное превышение скорости. Было совершенно непонятно, зачем им понадобился "гольф" Кирилла, поэтому, выслушав требования вооруженных пистолетами правоохранителей, он аккуратно обезвредил двоих, но от третьего с автоматом на "мерсе" с мигалкой ему не сразу удалось оторваться. Пришлось остановиться и прострелить навязчивому придурку оба передних ската. Большого ущерба Кирилл никому не нанес, следовательно, ни его самого, ни его "фольксваген" в городе, естественно, никто и не думал разыскивать. Всякое бывает, а улица полна неожиданностей.
Коловращение жизни продолжается. Сегодня ты, завтра тебя менты хлопнут по дороге домой или на работу. Ко всему человек привыкает: и к ментовской беспредельщине и к собственной бесправности, и ко многому другому. И выборы можно было бы провести или без них обойтись, если когда-то какую-то власть себе уже выбрали. Живут же люди без выборов и выбора? И на представительной демократии свет клином не сошелся, когда вокруг не только старики помнят, что когда-то была единая власть Советов, полностью отрицавшая буржуазную концепцию разделения властей на законодательную, исполнительную и судебную.