Как только сдались коммуняки и леваки-экзоты, тройственное сердечное согласие немедленно распространилось на оборотней в погонах, пережидавших смутное время в своих загородных виллах. В тот же день интернированных на стадионе ментов развезли по райотделам, где им было приказано по-прежнему нести свою нелегкую службу и с надеждой на светлое будущее дожидаться результатов служебного расследования.
Началось судебное следствие по делу о массовых беспорядках и воспрепятствовании органам правопорядка в осуществлении их законной деятельности. Ультралевым судьи впаяли по максимуму, выше верхнего, коммунисты были осуждены к щадящим срокам тюремного заключения с режимом помягче, распропагандированные ими идиоты в мундирах, не успевшие вовремя сдаться за три дня, предоставленных им на размышление, были осуждены условно и уволены из органов. Враг сдается, и его не уничтожают. Все остальные менты, так или иначе участвовавшие в мятеже, вновь обернулись добропорядочными служаками. Ну, было дело, погорячились ребята. Что ж в этом такого? Они только исполняли приказы. Приказ есть приказ. Начальники всегда правы и решили наказать подчиненных выговорами по службе или вынесением предупреждения о неполном служебном соответствии.
Оборотням в погонах вернули оружие и должности, а многие в должности были повышены с присвоением внеочередных офицерских званий, благо освободилось немало кабинетов в управлении, и не все они были заняты проверенными, надежными товарищами милицейскими офицерами, присланными из столицы на укрепление кадров городских правоохранительных органов.
Все же несмотря на уверения властей предержащих, граждане горожане в добропорядочности местных и прикомандированных правоохранителей как в старь сомневались и упорствовали во всеобщем мнении, что хороших ментов следует хоронить в хороших гробах, а плохих — в каких придется. Тем паче горожанам пришлось расстаться с правом на открытое ношение оружия. Стволы им было предложено сдать в обмен на приличное денежное вознаграждение, едва ли не большее, чем рыночная стоимость оружия, отданного им под честное слово и паспортные данные. Большинство граждан слово свое сдержали и честно понесли в райотделы милиции заявления о непреднамеренной утрате выданных им единиц стрелкового нарезного оружия в ходе охраны общественного порядка в составе народных дружин и иррегулярных воинских формирований.
Дружинник Кирилл Дербанов не был страшно далек от народа и свое заявление в милицию отнес одним из первых. А свой АКМ со многими другими трофеями, благоприобретенными во время боевых действий в городе и окрестностях, он сдал на ответственное хранение на хатежинские воинские склады.
Хотя народная дружина и хатежинский сводный батальон были расформированы в течение недели, уровень уличной преступности и ночных грабежей резко снизился. Точно так же основательн упала и рыночная стоимость стрелкового оружия, невзирая на то, что утраченное в ходе беспорядков милицейское имущество было объявлено в розыск. В розыск объявили и ментов-беспредельщиков, растворившихся по фермам, лесам и долам, малым городам и весям. Тем не менее, начинать контрпартизанскую борьбу тройственное согласие и примкнувшие к нему мили лицейские чины посчитали мероприятием излишним, дорогостоящим и политически ошибочным, потому как на носу были очередные выборы с участием умеренных коммунистов. Коммунистический электорат слушали и постановили подобру-поздорову не раздражать и облаву на красных героев-ментов не устраивать. Война де есть продолжение политики, а не наоборот.
Политически мотивированное решение устроило всех. Одни менты продолжали делать вид, что скрываются, другие усиленно изображали, что их ловят. Казаки-разбойники. Сыщики-воры. Что наша жизнь? Игра! Опять все остались при своих в этой игре. Новые товарищи милицейские начальники громогласно рапортовали о неслыханных успехах в борьбе с преступностью. Граждане горожане молча хранили дома оружие, чтобы при случае защитить себя от человека с ружьем, будь тот сыщиком или вором, поскольку в этой игре взрослых людей оба антипода легко могут поменяться местами.
Оружие совсем не обязательно применять. Главное — его иметь и хранить в приспособленных для этого местах. Лишь в чеховских пьесах и в фантастических романах ружье, висящее на ковре в гостиной, обязано стрелять, хотя бы раз в год. В обычной мирной жизни нет места подвигам, и без стрельбы можно спокойно обойтись. Если тебя не трогают, никого не трогаешь и ты. Тогда как с уродами, не признающих такого постулата просвещенного либерализма, надлежит немедленно разобраться по всей строгости закона, общественного и личного.
* * *
— Дербан, пару стволов посерьезнее возьмешь. Барахлишка там на складе выбери, что приглянется. Броник там, сам глянешь. В общем, сам знаешь, ученого учить не буду…
— Зашебуршилась, значит, опять ментовская рвань. Обстановочка, ядри ее налево…
— Хуже, чем ты думаешь. В пятницу мои задержали мента-нарушителя. На дальней точке вынюхивал, но от собачек не ушел. Допросили мы его, как положено. На допросе показал, что получили они молодое пополнение из города. Чьих оно будет, не знает. Но слыхал, что готовится рейд по дальним фермам. Продразверстку свою брать будут.
— Сюда они вряд ли сунуться…
— Уже сунулись. Мои ребятишки их дозор упустили. На красной "ниве" гады слиняли, у одного фермера отняли и от моих отбились. Но далеко не ушли. Их кто-то крутой на кривой дорожке прихватил и по сосенкам мясцо развесил. Мои разведчики говорили, будто стая тигров поработала, ментов в натуре в клочья порвали и машину сожгли. Работали из двух Стечкиных и АК. Ментяры, похоже, ни одного выстрела не сделали. Завтра твоего брателлу поспрашаю, может, чего прояснит или намекнет по-гебешному.
— Не думаю. Если чего знает, будет молчать. Много он тебе напел тогда, три года назад? Вот-вот, сейчас то же. Ты лучше мне пару цинков патронов подкинь. И гранат там с десяток.
— Не вопрос. Получи и распишись. Насчет брата ты не прав. На базу в Борках он нас тогда вывел. Еще райотдел в Северном был. Много чего было. Никто не забыт, ничто не забыто. А за бабки еще раз спасибо. Не думал, что столько отвалишь.
— Это тебе, Толстый, спасибо за пса. Если считаешь мало, могу добавить. К примеру, как спонсорскую помощь на кинологические исследования.
— Ты не прокурор, добавляй, карманы у меня шире некуда. Так все время и держу. Если ты такой богатый, тачку себе купи нормальную, а то пылишь на всякой немецкой дряни: то "фолькс", то "порш". Давай, двигай завтра на авторынок. Я распоряжусь, чтобы тебе там все в лучшем виде показали и устроили.
— А ты мне лучше БРДМ продай.
— БРДМ не могу, самому нужен. Но сопровождение организую в лучшем виде. Дороги у нас ухабистые и беспокойные. Смотреть надо в оба.
— Я и смотрю.
На ужин и ночные стрельбы в Хатежине Кирилл сначала хотел остаться, но передумал. Он загрузил на заднее сидение боеприпасы, АК-74, РПК и бронежилет в багажник. На складе он еще разжился полной экипировкой спецназовца. Водятся, оказывается у хатежинских такие могучие штуки! Попрощавшись с отцом-командиром и еще раз поблагодарив его за пса, он отбыл в свою царскосельскую усадьбу без названия. В дороге Леон задал ему абсолютно неожиданный вопрос:
— Кирилл, я тоже был таким, как те в клетках, звери? Неразумным?
— Да, Леон, был.
— Его звали Дон, того, моего предшественника?
— Его звали Дон Карлеоне, и он был очень хорошим псом. За это его убили.
— Он тебя любил, Кирилл?
— Наверное, да.
— Я тоже тебя люблю, хозяин. Но меня убить нельзя, потому что ты всегда можешь дать мне новое тело. А моя душа — это ты.
— Возможно, это и так, Леон. Не знаю, я слишком многого не знаю. Но знать надо.
* * *
У себя в Царском Селе Кирилл еще до ужина прежде всего отпустил в город Катерину с Ингой. Воскресенье — их законный выходной.