— Мадам, я польщен. Извольте ручку и милости прошу к моему садовому шалашу. Усаживайтесь, здесь вам будет покойно, а проклятых насекомышей мы в момент химией отгоним.
— Куртуазен же ты ныне, господин генерал.
— Без чинов и звание обязывает, господин рядовой вольноопределяющийся. Хотя весьма обученный и много чего умеющий. Помним, помним. Не то, что тот рекрут-салабон, коего ты мне вечор прислал, ваше степенство.
— Ты же ему, ваше превосходительство, всыплешь вашей собачьей науки?
— Не без того. По первое число, с покрышкой и присыпкой. Отдрессируем щенка.
— Значит, щеночек тебе приглянулся, генерал?
— Приглянулся, пока. Обучим, что к чему твоего Ваську, а там глянем, кто есть ху и кто есть хо…
Капитана Дербанова с супругой гостям и хозяевам долго ждать не пришлось.
— Генерал!
— Мишка! С женушкой! Здравствуй, Валечка! А ты никак щенная, милочка моя? Дай поцелую. Не красней, Валька, дело-то природное. При всем при том с таким кобелем как Мишка, ты каждый год должна приплод давать.
Мефодий с Федором обнялись и с чувством пожали друг другу руки. Приветственную речь радушного помещика-генерала прервала жена Наталья, сообщив весть о том, что кушать подано. И гости чинно парами двинулись к столу, накрытому на веранде. Генерал с Виртой под ручку впереди, за ними Мефодий с генеральшой Натальей и Кирилл с невесткой. Леон замыкающим. Хатежин на пса покосился, но большого нарушения собачей дисциплины в этом эскорте не усмотрел и потому промолчал.
Насчет Леона Кирилл с Федором был согласен, чего нельзя сказать о кинологическом эпитете, коим тот наградил Вальку-невестку. На взгляд Кирилла, его родственница, несомненно, была сукой, но не щенной, а супоросой, то есть свиньей, причем оставаясь безмозглой скотиной в обоих вариантах.
С Валькой-то Федька, похоже, на дружеской ноге. И она, свиноматка йоркширской породы, к нему ласкова-ласкова. Или ему такие бабцы в рубенсовском теле нравятся, или он с Мефодием, гораздо короче и ближе знаком, чем я думал. Живешь-живешь, и тут бац: оказывается, родной братец на генерального Хатежина работает. А я с Виртой так, для декора и маскировки. Ну-ну, конспираторы, из жопы ноги, хоть в белых штанах, хоть в дерюжной понёве. А Федька-то, Федька! Фазендейро благородный. Прям орел на унитазе. Эк его от Вирты разбирает. Ловелас, Казанова и Дон Хуан Тенорио в одном толстом флаконе. Обольщает, улещает. Угу, здесь тебе, генерал, черта с два обломится. Давай дерзай, надежды юношей питают, даже в очень преклонном возрасте. А Вирта козла старого поощряет и все пуще жеманничает, задрыга.
— Ошибаешься, Кирилл, она и ее тело полностью равнодушны к Федору Хатежину, — прекратил мучения глупого ревнивца-хозяина Леон. Боевой пес на веранду к столующимся гостям и хозяевам не поднимался, тактично устроившись на пороге, откуда ему было видно и сад, и гостей. Он помолчал и продолжил свою мысль:
— Вирте нравится, что ты ее ревнуешь, она от этого возбуждается, а Федор от ее ферромонов еще больше заводится.
— Но все равно. Она слишком того, этого, своих атрактантов ему подпускает…
— Какой же ты зануда, Кирилл Дербанов! По-твоему красивой женщине и пококетничать нельзя? Я трусы из-за тебя одела? Одела. Вот и сопи в две дырочки, устно и мысленно, Отелло царскосельский, — вмешалась в молчаливый, но весьма красноречивый разговор по поводу своего легкомысленного поведения сама Вирта.
— Извини, дорогая. Ревность — дурь изрядная.
— Почему же? Если в умеренных дозах, то весьма способствует здоровому образу половой жизни.
— Ты мне тут эти пошлости брось.
— Ах, оставьте, сударь. Мне, право, неловко становится… А будешь еще возникать, то сию секунду прямо за столом насисьник сниму, распишусь и генералу автограф подарю на память о нынешнем замечательном обеде.
Женское изощренное кокетство непреодолимо, и Кирилл решил не углубляться в дальнейший обмен мнениями об истинном предназначении предметов дамского туалета. К тому же об организме надо побеспокоиться и уделить должное внимание тщательному пережевыванию вкусной и здоровой деревенской пищи. А когда я ем, я глух и нем. Вслух и мысленно.
За столом долго никто не рассиживался. Хатежин скоро умчался по хозяйственной надобности, сославшись на то, что без хозяйского зоркого глаза и завязь у сук не завязывается, и на кобелей инфекционная импотенция нападает. Наталья с Виртой переоделись ковбоями и отправились заниматься верховой ездой. Невестка Валька уединилась в гостевом мезонине. А Кирилл с Мефодием, перегрузив оружие на "лендровер", поехали на хатежинское стрельбище. Разумеется, вместе с Леоном.
— Я тебя, брателла, еще вживе, кажется, не поздравлял с чудесным спасением. Тебя кто надоумил из города вовремя выбраться, Хатежин или твой партнер по преферансу Новоселкин Сергей Сергеевич?
— Ни тот, ни другой. Так сложилось.
— Понятно, Вирта. Имечко у нее странноватое. Или это псевдоним? Партийная кличка?
— Да нет. Ее по паспорту тоже Дарья зовут. Но Вирта ей нравится больше. Она сразу меня попросила называть себя именно так.
— А как же иначе, если это столичная виртуалочка тебе суперкомпьютер монтировала? Что улестил парень бизнес-девку строгую?
— Было дело.
— Не скромничайте, синьор Кобелино. От такого бабеля я бы сам не отказался. Да не волнуйся ты, брату дорогу переходить не стану. Ты мне вот что скажи, Новоселкин на тебя в последнее время не выходил часом?
— Нет. Позвонил, когда Генку Тереховского под заказ пустили. Потом ничего.
— Кирилл, на автоответчике есть голос Сергея Новоселкина, — внес поправку только для ушей хозяина Леон.
— Думаю, Новоселкин знает, что я нахожусь в добром здравия. Я ведь не скрываюсь и в подполье не уходил, — продолжил Кирилл. — Твои действующие коллеги мною тоже не интересовались.
— Это как посмотреть. Интерес к твоей личности имеется. Есть мнение, предложить старшему сержанту запаса Дербанову К. В. войти в личный состав добровольческой части особого назначения при нашем департаменте. Грядут большие события, вот-вот будет решено взяться за диких ментов настоящим образом. Вчера в городе уже взяли троих, признались в проведении диверсии на телефонной станции. Разборка эта чисто конкретно по бизнесу шла. Но на ментов списали и остальные взрывы, в том числе и жилые дома. Слыхал, я полагаю, в городе трехдневный траур. Так вот, у нас уже все приговорили, а в столице одобрят на следующей неделе. Будет серьезная контрпартизанская операция. Но без шума и пыли на всю Ивановскую площадь. Рекомендовано обходиться своими силами и средствами. Режим секретности. Журналюг и всяких папарацци держать и не пущать.
— Поддержка с воздуха будет?
— Предполагается поддержать добровольцев эскадрильей "крокодилов" и авиаразведкой.
— Приданная артиллерия и бронетехника?
— С этим сложнее, но согласовывается.
— Что ж, готов к труду и обороне. Но извини, Мефодий, я уже в Хатежине подписался на эту красивую марцифаль.
— Если передумаешь, то отделение или взвод добровольцев у нас всегда получишь.
— Спасибо за доверие.
Потренироваться Мефодий не захотел и отправился на попутном бронетранспортере в питомник брать в семью щенка от немецких овчарок. Как он объяснил, Вальке в утеху, а себе — лишнюю головную боль. Мол, в доме нужна сука-девочка. Будет де у нас маленький, а собачка станет его охранять.
Кирилл маленьким не был, но Леон его охранял, молча, но угрожающе скалясь на хатежинских бойцов, занимавшихся огневой подготовкой. Неподалеку дергались на поводках и вздрагивали от выстрелов молодые кобельки и сучки. Шла боевая учеба.
— Кирилл, почему они бояться громких звуков?
— Непонятно и страшно. Привыкнут к виду стреляющего оружия, боятся перестанут.
— Они все равно потом будут бояться, если их оставить без хозяина. Самостоятельному разуму чувство страха не присуще. Чувство самосохранения есть, а страха для разумных не существует. У зверей разума нет, поэтому они трусливы. Лишь инстинкты заставляют их действовать.
— Тебе-то, Леон, чего беспокоится? Инстинктов у тебя нет. Ты же не зверь?