Номер четыре — самый перспективный, три встречи с покойным за последние две недели. Это тот, кто очень интересовался твоим здоровьем и местонахождением после взрыва в Дебиловке. Скажи-ка, как его зовут?
— Не иначе как Новоселкин?
— Он самый, Сергей Сергеевич Новоселкин. Евграф его, как и Старцева, называет полковником. Прогибается перед ним и чуть ли не в зад подудеть предлагает. Кейс с долларовой наличкой от него получает и несколько аккумуляторных батарей, по виду — наши с тобой любимые до слез деструкторы.
— Значит, Евграф на меня науськал ментов из компьютерной безопасности?
— Получается так. И с гебистами, что Дашку убили, он тоже был связан.
— Какая жалость! Допросить козла не вышло! Он бы мне спел арию-ариозо партийного мафиозо. Какой талант загубили железяки безмозглые!
— Ну мозги, допустим, у них были. И даже очень ничего себе. Я их препарировала и, как ты говоришь, они весьма и весьма и очень даже изрядно. Хорошо бы добыть нечто подобное в целости и сохранности.
— Поехали. Может кое-что и добудем. Мордоворот в телохранителях у Яшки Зембина тоже сомнительный. Сегодня суббота. Зембин на своей вилле. Отсюда недалеко. Колядкин живет рядом. Проведаем старичка, но после ланча. Скоро к нам просители косяком пойдут — восемь человек на прием записалось. Горит, понимаешь, народ на работе. Выходили они на охоту без отгулов и без выходных, если хотели остаться при деньгах и при должности. А пока пошли разомнемся на спортгородке. И в бассейн. Но в понедельник обязательно надо тренажерный зал оборудовать. Сауну он, видите ли, устроил, как рублем одарил, а физкультуры ни на копейку.
— Я уже об этом позаботилась, мой дорогой.
* * *
Ефимыч был очень рад услышать голос Кирилла и немедленно пригласил к себе в гости, разумеется, с подругой и собакой, если без них никак нельзя обойтись. Пусть у него все непременно откушают на здоровье чайку со свежим медом. Пасечником, правда, Колядкин был неважным, пчелы у него вечно страдали всякими хворями и не хотели роиться. Хотя мед у него все же водился, и время от времени Кириллу перепадала баночка-другая липового, гречишного или еще какого-нибудь натурального пчелиного продукта в презент от художественного редактора.
Прежде чем поехать к Колядкину отец-командир решил самолично лицезреть в он-лайне, как поживает Васька в царскосельском блокгаузе, несмотря на то, что Инга уже докладывала о неизменном соблюдении распорядка дня молодым бойцом Василием Буздыкиным.
Небось, опять за соседскими сиськами-письками в белых гольфиках подсматривает? Тем паче, две таких пацанки теперь в доме вокруг него выплясывают. Аника-воин. Герой — штаны с дырой. Посмотрим-посмотрим.
Васька худших ожиданий отца-командира не оправдал. Он чинно сидел в гостиной на втором этаже и что-то внимательно читал с экрана подаренного вчера Кириллом ноутбука. Горняшка Вика боролась с пылью на третьем этаже, а у Ленки-поварихи доспевал обед.
Никак перед обедом просвещается оболтус? Надо глянуть, как он там знакомые буквы на мониторе ищет и не находит.
Васька Кирилла поразил, так как самостоятельно, без командира нашел, с каким автором ему следует ознакомиться во время самоподготовки. Сейчас Васька читал военную прозу Виктора Астафьева.
Об этом писателе сам Кирилл Дербанов не удосужился вспомнить, составляя для Васьки длиннейший список литературы, обязательной для прочтения. Все-таки Виктора Петровича, умершего на памяти Кирилла, он безмерно уважал за то, что тот был единственным из знакомых ему по книгам советских авторов, кто написал открытым текстом, почему во время Великой Отечественной недолечившиеся раненые из дивизионных медсанбатов рвались назад на передовую, а из фронтовых госпиталей толком не поправившись самовольно возвращались в свои части и подразделения.
Кирилл был полностью согласен с Виктором Астафьевым, что раненые отнюдь не спешили поскорее отдать свою жизнь за советскую Родину-мать и за коммунистического Сталина-отца. Солдаты всего лишь хотели вернуться к товарищам по оружию, чтобы увеличить свои шансы выжить и победить. Иначе говоря, возвратиться к своим, где все тебя знают, товарищи вовремя прикроют огнем, старшина по-свойски выделит лишние сто, двести грамм за счет и в память погибших, а командир взвода, роты, батальона понапрасну не пошлет на заведомо гиблое дело. Совсем иной коленкор, когда после госпиталя бойца посылают воевать куда взбредет в дурную башку мелкому штабному писарю. Это может быть и другая дивизия, и другая армия, и другой фронт, где вновь прибывший становится чужаком, жизнь коего совсем не жалко разменять ради выживания своих, с кем довелось пройти через черт знает что и выжить на зло врагу. В чужом подразделении новичка никто не знает и ждет от него, чужака самого худшего — трусости, глупости, и предательства. Иной оборот, если солдат вернется к своим, в свое отделение, взвод, роту, даже полк. В другой роте всегда узнают, как он воевал раньше и кто он такой. И он тут же станет своим, его станут прикрывать и оберегать. Это и есть фронтовая дружба и сплоченность на войне, где выживают самые умные и самые храбрые. В основном. Поскольку среди них процент потерь на порядок меньше, чем среди трусов и дураков. И Кирилл Дербанов, так же как и Виктор Астафьев, считал, что это доказано и проверено на протяжении тысячелетий войн всех против всех.
Скажем, если подразделение в дозоре или в рейде движется верхом на бронетранспортерах, не прячась от пуль и не трясясь от страха, что вот-вот угодит под перекрестный огонь из засады, это вовсе не означает, что все воины безрассудно храбры. Такое словосочетание могли придумать лишь никогда не воевавшие придурки или заведомые трусы. Храбрость, она всегда рассудочна и расчетливо взвешивает степень риска и шансы на выживание. На броне действительно можно попасть под обстрел. Но не всех же сразу достанут! Можно спешиться, залечь, укрыться за камешком, бугорком. А там, если получится, то и отбиться от противника. Иное дело, если под днищем БТРа взорвется противотанковая мина. Наверху есть шанс уцелеть, тогда как те, кто прятался от пуль, так и останутся в стальном гробу. На войне думать головой надо, а не руководствоваться хитрожопой, но безрассудной подсказкой инстинкта: прячься, а то худо будет. На всякой войне выживает не сильнейший, а самый разумный. Война, в отличие от слепого, бьющего наугад по площадям, естественного отбора, есть целенаправленная проверка, устраиваемая самим себе человеческим разумом, на способность выживать, добиваться своих целей и выполнять поставленные задачи. При этом абсолютно не имеет значения, кто ставит задачи и определяет цели — вышестоящее командование, жизнь, судьба, Господь.
* * *
В усадьбу Ефимыча Кирилл послал своего эффектора за рулем "порше" и двойника Кима Евграфова на переднем сидении, в то время как сам с частью команды скрытно занял позиции у крытой блестящей металлочерепицей белой двухэтажной виллы Якова Зембина. Ничуть не удивившись, обнаружив утонувшего Колядкина в ванне — наверное, поскользнулся, упал, ударился головой и не очнулся — Кирилл вместе Леоном в боевом режиме проник в блокированный со всех сторон зембинский особняк. Первый зам тоже был давно мертв. Его скрюченное тело головой вниз лежало в холле на ступеньках широкой лестницы, поднимавшейся на второй этаж. И этот, бедолага, поскользнулся, упал, свернул шею.
— Вирта! Рыбка в банке?
— Так точно, товарищ командир! И птичка в клетке. Всю фауну взяли у Колядкина.
— Жаль, на нас с Леоном никто не клюнул. Здесь все чисто. Кто там у нас вместе с киборгом, Старцев или Новоселкин?
— Анатолий Николаевич тебе привет передает. И спешит поделиться сведениями.
— Подождет. Предупреди Мефодия. Пусть берет Вальку с Ланой в охапку и немедленно чешет в Хатежино или ко мне в Дербановку.
— Уже сделано. Сам не поехал. Но Валентину с Ланой к нам отправил.
— Вольному — воля, спасенному рай. Или братец-то не сообразил, как мы его подставили по прямому проводу открытым кодом?