Князь выглядел изрядно отяжелевшим от выпитого, но фон Штраубе догадывался, что за той видимостью пряталось притворство, он уже знал, сколь много хмельного может поглотить Никита, не теряя притом головы. Обман явно преследовал целью притупить бдительность комтура и его слуги. Явно что-то было при сем у Бурмасова на уме, а вот что – барон пока еще не догадывался.
— Вы, возможно, знаете, граф, — обратился он к Литте деланно пьяным голосом, — что давеча на нашего общего друга Карлушу…
— На фон Штраубе? — уточнил комтур.
— А?.. Ну да… Так вот – что давеча на него не однажды покушались, желая жизни лишить?
— Как я могу не знать, — ответил граф, — если именно я должен быть ему тут, в чужой стране, вместо отца.
— Certtainement!60 – излишне громко для трезвого воскликнул Бурмасов. — Стало быть, не можете не знать и того, что какие-то его слова странным образом проникли наружу из кареты, в которой ехало лишь пятеро. Не кажется ли вам, что именно эти слова и послужили…
Комтур нахмурился:
— И вам, выходит, рассказал? Думаю, это было весьма неосторожно с его стороны…
— Ах, да бросьте вы, граф! — беззаботно отозвался Бурмасов. — Мы ж с Карлушей друзья, а от друзей у нас в России не принято скрывать…
— Боюсь, что это откровение может оказаться небезопасным и для вас, князь…
— Ну, семи смертям не бывать, а одной все равно не миновать… Так я спросил: не кажется ли вам?..
— Да, — перебил его Литта, — совершенно уверен, что причиной всех несчастий рыцаря послужили те его слова. Собственно, я и подсказал ему эту мысль.
Взгляд Никиты изображал полное непонимание.
— Но как же, граф?! — снова воскликнул он. — Ежели в карете вас было только пятеро, а если не считать нашего друга Карлушу, так вовсе четверо, — ясно же, что лишь кто-то из этих четверых и мог затем кому-нибудь сообщить. Только ради Бога, не надо мне говорить, что воздух тут, в России, наделен слухом, или рассказывать обо всяких там шпионах-карликах на запятках…
— Он и об этом нашем разговоре вам поведал… — еще более хмурясь, проговорил граф. — Но если знаете также и вы, и Бог знает кто еще, то согласитесь, что круг подозреваемых лиц расширяется. О нет, вас я, разумеется, ни в чем таком не подозреваю, князь! Указываю лишь на некоторый изъян в ваших рассуждениях.
— Никакого изъяна, граф, — сказал Бурмасов, глядя на него совершенно вдруг трезвыми глазами. — Покушения начались тотчас по выходе барона из кареты. Причем самое первое было столь необычно по замыслу, что указывает на слишком хорошую осведомленность о всяких средневековых ловушках; полагаю, что и вам они также известны.
— Не кажется ли вам, князь, что это уж слишком? — сурово спросил граф.
— «Слишком» бывает только водка после шампанского, — отозвался Никита. — Ну да это так, присказка. Нет-нет, граф, вы тут вне подозрений, ибо сидели в карете, когда та ловушка сработала… Над ловушкой, впрочем, голову еще предстоит поломать… А вот следующее покушение было (вы, должно быть, знаете) совсем иным…
— Это когда восемь офицеров со шпагами на него напали по пути во дворец?
— Оно самое. И случилось оно уже к вечеру. Кто-то же сообщил сим офицерам о неосторожных Карлушиных словах. Только то могло быть причиной – личными врагами, я уверен, он еще не успел обзавестись… Однако же кто, кроме вас, престолонаследника да Карлушиного спасителя Христофора, знал о его вызове во дворец? Престолонаследник в качестве доносчика вроде бы отпадает, Христофор – тем более; кто ж у нас в таком случае остается?
— Ваши намеки, князь!.. — От гнева комтур вскочил.
— Спокойнее, спокойнее, граф. Я вовсе не высказываю подозрения против вас, а просто хочу вам показать еще один изъян в вашей логике. Тем более что даже и при желании не могли бы заговорщикам донести. Ваша персона слишком заметна, пешком вы по городу не перемещаетесь; если бы пожелали кому-нибудь донести, то вызвали бы к дому экипаж, а это потребовало бы времени, за которое Карлуша успел бы доехать до дворца.
Успокоенный, что его не подозревают в предательстве, комтур снова уселся в кресло.
— Что ж, — сказал он, — признаю, князь, логика у вас есть. Однако вы, кажется, хотели поведать о каком-то изъяне в моей логике. Слушаю вас.
— Извольте, — кивнул Бурмасов. — Только что мы обрисовали круг лиц, знавших об этом вызове во дворец. Повторим – сколько ж их?