Подпоручик сдвинул халат с плеч распростертого и обнажил спину, покрытую страшными рубцами.
— Фьюй! — присвистнул он. И со знанием дела добавил: – Тут ему не плетью, тут кнутом мясо рвали! Кнутом у нас только за душегубство наказывают, за другие провинности полагается только плеть.
— Понятно, за душегубство, — согласился князь. — Ты по возрасту прикинь – и по его, ката, возрасту, и рубцов этих. Все сходится – поди, с Емелькой Пугачом в оренбургских степях вольничал, немало, думаю, нашего брата, дворян, в тех степях перевешал. Ведь так? — посмотрел в полыхающие злобой глаза безъязыкого. — Да по всему выходит, что так… Другие давно уже на каторгах сгнили, а этот иудством себе выхлопотал жизнь. Даже двойной получается иуда, коли продает и Тайной канцелярии, и заговорщикам. Эх, пристрелил бы его сейчас не жалеючи, да кровь у него больно смердливая, поганиться не хочу.
Некоторое время комтур лишь молча покачивал головой, в недоумении от всего услышанного. Потом, немного придя в себя, сказал:
— Вы, князь, еще, помнится, про какую-то записку изволили говорить.
Бурмасов кивнул:
— Да, вот и она. Уже как раз и подсохла. Ну-ка, поглядим, что там наш синьор Антонио пишет по-италийски… — Присев рядом с фон Штраубе, он развернул записку.
Барон тоже бросил на нее взгляд и поразился тому, что по-русски эдак-то можно написать: «Вашы Благо огородия! Как пересламшы вашыму Благо огородюю запрошлой ниделей…»
— «ВашЫ Благо огородия»… — стал читать вслух Бурмасов, пытаясь передать эту варварскую грамматику. — На огороде, что ль, нашли?.. «Как мы пересламшЫ вашЫму Благо огородию запрошлой ниделей сообчение про Карлу Штраубу и как получимшЫ от ВашЫва Благо огородия за то 50 рублев, то за сообчение прошлой нидели про графа Литова»…
— Подлец! Какого подлеца рядом держал!.. — воскликнул комтур Литта.
— «…про графа Литова, — продолжал читать Никита, — прошу у Вашыго Благо огородия уже 100 рублев, яко они граф, а не барон, што гораздать вышЫ. И жду энти 100 рублев в обусловном месте, а не то, как не дождусь, выдам про ВашЫх Благо огородий воровство противу Царя, за што станите по Государеву делу как я увечны…» Вот вроде и все, — заключил князь. — Особо меня слог восхитил.
— Нет, каков подлец! — все не унимался граф.
Бурмасов согласился:
— Да, эдакого поискать. И братцев своих, Емелькиных разбойников, продал, и Тайную экспедицию; а теперь и заговорщиков, и хозяина своего продать готов. Даже не двойной, не тройной, а четверной иуда!.. Однако – что делать будем с ним, господа? Признаться, тут, на полу у меня в доме, он мне преизрядно надоел.
Теперь, уже раскрытый, негодяй смотрел не со злобой, а насмешливо, и пытался дразнить обрубком языка.
— Предоставьте мне, — сурово сказал комтур, — я что-нибудь придумаю.
— Да уж, придумайте, граф. Только, Христа ради, без убийства. В России несколько странное законоуложение. Убить смерда вы не можете – за то рискуете в острог угодить, а вот запороть его до смерти – сколько душе угодно. Согласитесь, удивительная непоследовательность, во всем мире, пожалуй, свойственная только нам…
Литта поклонился:
— Благодарю, князь. Учту ваши слова. Только как мне его отсюда унести?.. Видно, отца Иеронима придется звать, уж у него сил хватит.
Он поднялся, но Никита остановил его:
— Постойте, граф, еще один вопрос по делу, только недавно для меня открывшемуся…
— Слушаю вас.
— Я узнал, что поступившим в ваш Орден вручают стилеты; это так?
— Безусловно, — подтвердил комтур. — Традиция, берущая начало… Вспомнить бы…
Бурмасов махнул рукой:
— Да Господь с ней, с традицией, не трудитесь вспоминать… Стало быть, и у вас такой стилет имеется?
— Конечно. Он у меня даже с собой. Правда, остался в платье, которое сейчас сохнет.
— Тишка! — позвал князь и, когда слуга торопливо появился на пороге, приказал ему: – Ну-ка, Тишка, быстро принеси сюда платье его сиятельства. — Тот выскочил выполнять приказание, а Бурмасов сказал комтуру: – Вы уж не взыщите, граф, что распоряжаюсь вашими вещами, но дело, клянусь вам, не терпит промедления.
— Напротив, — ответил Литта, — буду весьма вам благодарен. Платье уже должно было просохнуть, и самое время в него переоблачиться.
Тишка быстро принес вещи комтура. Граф взял плащ, достал из него стилет и протянул Никите: