— Коли древний, стало быть, и в твоем Ордене про него ведомо, — заключил Бурмасов.
Фон Штраубе подтвердил:
— Да, насколько я знаю, как раз в нашем Ордене он и был когда-то изобретен. Так, помнится мне, еще в тринадцатом веке отравили…
— Погоди ты со своим тринадцатым! — перебил его Никита. — История – штука, конечно, любопытная, но нам бы с тобой до конца осьмнадцатого дожить да миссию твою исполнить… — Он встал и, расхаживая взад и вперед, начал рассуждать: – Выходит, снова «третья сила», та, что из Ордена, взялась за тебя. С масонами мы вроде разделались, заговорщикам сейчас не до нас – вон их отлавливают нынче повсюду. Только эта «третья сила» и осталась. Теперь, зная, что ты тут, они не угомонятся… Это что ж, выходит, орденцы так вот запросто разгуливают по императорскому дворцу?
— Нет, — покачал головой фон Штраубе, — это мог сделать только один из трех приставленных к нам слуг – лишь они могли ночью пробраться ко мне в комнату, чтобы пропитать ядом страницы. Однако слуг я видел, а всех орденцев знаю в лицо, и могу тебя заверить, что ни один из этих слуг в Ордене не состоит. Тут могло быть только одно: некто из Ордена кого-нибудь из слуг подучил.
— Позволь, — вмешался Бурмасов, — но ведь этим троим сам престолонаследник строго-настрого воспретил покидать дворец. Они что ж – вопреки его запрету?
— Едва ли, — сказал барон. — Но ты забываешь, что имеется еще и дворцовая почта. Через нее злодей мог получить и наставления, и яд.
— Твоя правда… — Никита снова принялся вышагивать, так ему думалось лучше. Наконец его озарило. — Постой! — воскликнул он. — Ведь прежде злодей должен был сообщить своим нанимателям, где мы! Выезжая во дворец, мы соблюли всю мыслимую осторожность. Ехали ночью; готов поклясться, за нами никто не следил. Стало быть, известие о нашем местонахождении могло поступить только снова же от одного из лакеев, не так ли?
— Полностью согласен.
— Все тогда очень просто, — заключил князь. — Вызвать всех троих лакеев да как следует потрясти. До тех пор трясти, покуда один не признается, кому послания свои писал.
— Думаешь, непременно скажет? — стараясь скрыть улыбку, спросил фон Штраубе.
— Ну, если как следует потрясти, чтоб едва не душа вон… Уж Никита Бурмасов языки развязать умеет!.. Я им всем!.. — Князь сжал кулаки.
— Ничего у тебя не выйдет, — остановил его барон, — причем сразу по двум причинам.
— Это каким же?
— Во-первых, — сказал фон Штраубе, — они вовсе не холопы, вольные люди, причем состоящие при особе престолонаследника, и душу из них вытрясать никому, кроме самого великого князя, не дозволительно.
— М-да, пожалуй что… — вынужден был согласиться Никита. — Но можно, по-моему, все ж как-нибудь… Хотя – ты говорил, есть еще вторая какая-то причина.
— Да, — кивнул барон, — и она делает эту тряску вовсе бессмысленной. Причина сия в том, что злодей наверняка и не знает, кому послание свое направлял. Если вправду действовал кто-то из Ордена, то он бы никому доверяться не стал и сделал бы все так, чтобы посылавший не смог выдать его даже под пытками.
— Это как же? — удивился князь. — Послать, не знаючи кому. Как может дойти послание без адреса?
— Если моя догадка верна, то вскорости сам поймешь, — сказал фон Штраубе. — Я видел у тебя целую кипу петербургских газет. Давай-ка неси сюда.
Бурмасов не замедлил исполнить просьбу.
— Ну? — протягивая газеты, спросил он.
— Ого, сколько их! — вздохнул барон.
— А ты думал! — не без гордости ответствовал князь. — Санкт-Петербург – это, считай, почти Париж, а не какой-нибудь Любек задрипанный. Это, брат…
— Посему, — оборвал его фон Штраубе, — для ускорения нам придется разделить труд. Я возьму одну половину, а ты другую. Читай повнимательней, ничего не пропуская, вдруг что-то эдакое найдешь.
— А что искать-то? — не понял Никита.
— Что-нибудь совершенно глупое, бессмысленное. Есть такой шифр, передаваемый через газету. Коли найдем, я тебе все объясню.
— Да, через газету – это хитро, — согласился Бурмасов. — Так можно и вправду – не знаючи адресата… Только чепухи, боюсь, тут очень много. Иные даже императорские указы – полнейший вздор, только для бедлама.
— Нет, чтобы уж совсем вздор, — объяснил фон Штраубе. — Просто ничего не значащие словеса.
— Ладно, попробую, — кивнул Никита и, прихватив половину газет, удалился к себе.
Вернулся он часа через два. Вид у него был немного грустный.
— Ну что, нашел? — спросил фон Штраубе.