Очень даже мог бы. Но увы — Доротея смешалась, вспомнив, что не имеет представления, в какой степени мэтр секретарь осведомлен о всех перипетиях внезапно обретённой супруги герцога. Не получится ли, что, обратившись за советом и помощью к Фуке, ей потом придётся горько пожалеть о своей откровенности? Поэтому она ограничилась лёгким реверансом и извинениями. Нет, к величайшему сожалению, ей необходимо поговорить именно с его светлостью, и если уж это в настоящее время не представляется возможным — тогда позже… или в другой раз…
— Весьма сожалею, — чопорно произнёс мэтр секретарь. И было непонятно: досадно ли ему, что герцог отсутствует, или жаль, что отвергли помощь его, Максимилиана Фуке, человека, в сущности, могущественного почти столь же, как и его высочайший господин. Что-то промелькнуло в тёмных глазах. — Весьма…
— Я…
Доротея Смоллет почувствовала, что растеряла слова. Этакого с ней никогда ещё не случалось. Смущённо погладила переплёт старой книги, которую, оказывается, и не заметила, как прихватила с собой, мысленно сосчитала до пяти, и снова сбилась, не зная что ответить. Как маленькая девочка перед учителем… Что за вздор! Этот мэтр уж никак не старше её, но отчего он смотрит так настойчиво, в упор, не желая отводить взгляд, это, в конце концов, просто неприлично!
— Вам довелось отыскать какой-то раритет со старыми записями? — прервал молчание мэтр Фуке. — Могу я взглянуть? С вашего позволения, сударыня… Я считаюсь неплохим знатоком…
— Нет-нет, — поспешно отозвалась Доротея, чувствуя, как щёки опаляет жаром. — Это… записи частного характера, которые мне хотелось бы обсудить…
— … лично с его светлостью, — пришёл на выручку секретарь. — Понимаю, госпожа Смоллет. Конечно. Разумеется. Я распоряжусь известить вас, как только его светлость сможет вас принять.
Ноздри хищного, с горбинкой, носа чуть дрогнули, будто он уловил какой-то новый для себя запах. Дора мысленно чертыхнулась. Надо же было с утра пролить лишнюю каплю духов на кружевной воротник, очень уж соскучилась она по запахам и ароматам, а тут — Бланш прислала обожаемую с детства «Вербену»… И ведь унюхал, Ястреб… Она подавила невольную дрожь. Ещё раз церемонно присела. И покинула библиотеку, чувствуя спиной пронизывающий до печёнок взгляд. Придётся обратиться к капитану.
— … Да нет его, драгоценнейшего, — в сердцах сообщила матушка Аглая. — Сколько можно — третий день уже его светлость заседают безвылазно в суде, то с Максом, то с моим оболтусом… Ох, вы уж простите, что я его так, по-домашнему называю-то…
Доротея невольно улыбнулась. Да уж, назвать оболтусом доблестного капитана, в каких-то полчаса разгромившего вооружённый до зубов орочий отряд, могла единственная женщина на свете — его бесстрашная матушка. Впрочем, с неё стало и его светлость так величать — втихаря, когда никого поблизости не ошивалось. Грозна и гневлива была порой эта женщина, и на ней, как на гранитном незыблемом основании держались порядок и покой Гайярда.
— Не раньше, чем в ночь появятся оба, — рассеянно подытожила домоправительница, вертя в руках пакет со странного вида синей сургучной печатью. — Ох, не нравится мне это. От господина Карра письмо, не к добру, пойти, со стариком Гийомом зачитать…
Пришлось Доротее отправиться восвояси и запастись терпением. Похоже, время советов со стороны ещё не пришло. Не станет же она напрашиваться на приём к герцогу на ночь глядя, а что у него запланировано на завтрашний день и найдётся ли у светлейшего свободная минута для компаньонки жены — Бог весть. Оставалось лишь надеяться на идеальную память мэтра Фуке и его обязательность.
Вздыхая, Дори бездумно миновала зеркальный холл, спустилась на первый этаж и завернула в одну из галерей, уводящих в восточное крыло замка. Возвращаться к себе не хотелось. Она и без того провела в четырёх стенах большую часть сознательной жизни, особенно последние года, и теперь при первой возможности старалась вырваться на свежий воздух; а здесь, в Гайярде, был такой прекрасный парк! Главное, что наплыва гостей в ближайшее время не предвиделось, и по аллеям и лабиринтам можно было бродить беспрепятственно, без риска наткнуться на чужака или, того и гляди, флиртующую парочку, или на заскучавшего кавалера, коих обычно на приёмах водилось в изобилии. Отчего-то господа, «забывшие» дома или в поместье жён, враз становились холостяками, охочими до лёгкого флирта и ни к чему не обязывающих домогательств, и их, порой, не останавливали ни возраст промелькнувшей на горизонте дамы — в известных рамках, конечно — ни её социальный статус, ни наличие брачных обязательств. Была бы особь женского пола, к которой можно было бы подкрасться с вожделением и сладкой улыбкой на устах…