Ночь свернулась над Эстре громадным чёрным звёздным котом, легла пузом на купола собора, на ратушу, на черепичные крыши, новые и в выщерблинах, на фонтаны и башни Гайярда, на кварталы ремесленников, на здание строящегося Университета… Добрые люди давно потушили огни и предавались либо праведному сну, либо супружеским утехам, ибо природа человеческая брала своё, что в тесных каморках тружеников, что в господских спальнях. Впрочем, в последних даже энергичнее. Многие мужья сделали стойку, узнав от доверенных лиц — лакеев ли, цирюльника, развлекающего клиента беседой, приказчика, между делом сообщающего полезные сплетни — что светлейшая чета, герцог и герцогиня, представьте себе, с самого первого дня благополучного воссоединения соизволят почивать в одной постели. А раз уж с а м и первейшие супруги провинции подают пример исполнения супружеских обетов, любви и согласия — их верноподданным тем более следует озаботиться наведением порядков в собственных опочивальнях. Ибо сказал Создатель первым людям: плодитесь и размножайтесь! Вот и выполнялся данный завет с похвальным рвением, и очень даже могло случиться, что лет через двадцать славный город Эстре и иже с ним ожидает обильное пополнение армии, гильдий ткачей и златокузнецов, пекарей и оружейников, торговцев и виноделов, и прочая и прочая. И уж безусловно возрастёт число школяров и студиусов, учёных и медикусов, художников, музыкантов и поэтов. Ибо страна, подобно человеку, венцу творения, должна развиваться не только материально, но и духовно.
И многие горожане, независимо от сословия и ранга, и многие духовные лица, и многие селяне надеялись, что к тому времени подрастёт и войдёт в силу новый герцог д'Эстре. Он, хоть пока и не родился, но непременно должен появиться на свет, дабы стать будущей надеждой и опорой прекрасной Галлии и немало перенять от светлейшего отца, да правит тот множество лет мудро и справедливо. Ведь и нынешний герцог, Жильберт Анри Рене, учился уму-разуму у благородного родителя, ибо Старый герцог, как его за глаза называли, не в пример многим венценосным особам, не тянул с подготовкой наследника, а приставил к делу сразу после совершеннолетия. Сперва доверил поместье, затем присовокупил несколько деревень, затем поставил наместником в Фуа… Потом отправил в поездки по соседним странам, и не только для встреч с правителями, но и наблюдения ради: перенимать лучшее, выискивать, что может пойти на пользу отечеству.
Лет десять, а то и больше, обучал старый герцог Наследника. Государя. И когда в горести покинул этот мир вслед за горячо любимой супругой — Галлия осталась в таком же надёжном кулаке. Ни смут, как это частенько случается при смене власти, ни заговоров. Хоть несколько голов и полетело, так то — высокоумных, каких-то графьёв да виконтов, которые вздумали воспользоваться кратким днём безвластия — когда формально до коронации нового герцога оставалось сутки, ибо подготовка к церемонии, хоть и сжатая до предела, но всё же занимала время. Поговаривают, эта клика и отравила покойную герцогиню, да и на самого Старика покусилась, и что именно с этой поры молодой герцог ненавидит отравителей.
Хоть бы сладилось с новой герцогиней, хоть бы сладилось. Ох, как нужен Галлии наследник!
… Ночь дышала свежими ветрами с далёких морей, запахом сена, подсыхающего в полях, терпким ароматом виноградников. Здесь, за городом, вдали от бряцаний ночных дозоров и постуков колотушек сторожей было не в пример покойнее. Правильно сделал высокопреосвященство, избрав монастырь святого Бенедикта, своего небесного покровителя, резиденцией. Только тут, вдали от мирской суеты, обретаются душевное равновесие и благодать, их удостаиваются даже послушники, что после нескольких часов обязательных каждодневных упражнений возносят благодарственную молитву, усмиряя дух, распалённый не совсем по чину воинскими занятиями. Не должно быть злости и ненависти в сражении, дети мои, часто повторял архиепископ. Гнев застилает разум, заставляет творить непотребства, а вы — чистые клинки Божии, разите только по справедливости и не вправе опалять себя страстями, ибо то — ржа на клинке. А потому — обязательны для вас смирение и молитва в единении с Божьим миром, гармония и умиротворение. Келья — хорошо, но ещё лучше — лес, вода, чистое небо. Познавая совершенство, сам становишься лучше, вот она и благодать.
Часовой на монастырской стене перевёл взгляд на небо, бескрайнее, как море, усеянное крупными, словно умытыми звёздами. Да, благодать… Чуден мир твой, Господи…
Тёмное пятно, невесть откуда взявшееся в безоблачном небе, перечеркнуло серп луны и звёзды. Хлопанья крыльев монах не услышал — опытные особи летают бесшумно — а вот размах крыльев оценил и поспешно схватился за амулет оповещения, мимоходом пожалев, что зря всё-таки не выдают караульным арбалет или пистоль, надеясь на охранную магию стен. Впрочем, тотчас устыдился сомнений в могуществе их духовного кормчего, ибо Бенедикт Эстрейский молитвой и благостной светлой магией, дарованной свыше, сам возвёл вокруг монастыря незримые барьеры от злых сил. Причём, один — по периметру стен, а второй, предупредительный — на расстоянии полулье, и на земле, и над землёй, и, даже, говорят, п о д землёй, ибо силы зла могут подобраться отовсюду.