Выбрать главу

Послушники, монахи, служки, звонари, мирские наёмные труженики — все низко поклонились архиепископу, встречая у открытых ворот. Многажды достоин уважения и поклонения пастырь, приручивший мифическое чудовище, и благословенна его паства, хранимая Божьим покровительством. Благословенны будьте и вы, ваше высокопреосвященство, да будет счастлива земля, по которой вы ступаете. Не забудьте в своих молитвах нас, грешных…

Глава 3

Многомудрый Суммир ибн Халлах, почтеннейший отец злополучной Фатимы, не в добрый час поразившей взглядом из-под чадры в самое сердце заезжего торгового гостя-гяура, пребывал в великом затруднении. Уже давно миновала полночь, отзвучали с женской половины причитывания рабынь и вольных служанок над бедняжкой Фатимой, девочке были выделены отдельные покои, где она, наконец, смогла забыться тяжёлым, но вольным — вольным! — сном. Давно пропел муэдзин на макушке невысокого минарета посольской мечети, возвещая о полуночной молитве; восхваления и благодарности принесены, пожертвования сделаны. С почтенным Омаром Юсуфом ибн Шайрифом договорено о проживании в посольстве ещё неделю-другую, а то и месяц, ибо, по предварительным сведениям, дом Россильоне был разорён клеветником, и в нынешнем своём состоянии выглядел слишком прискорбно, чтобы везти туда молодую вдову. Да пребудет с невинно убиенным мужем милость пророка Исы и девы Мириам бинт Имрам! Покойный был достойным человеком и хорошо заботился о супруге, жаль только, не разглядел, какого змия пригрел на груди. И теперь почтенному ибн Халлаху предстояло принять под свою руку обширный особняк в Роане, изрядно обобранный нечистым на руку деверем его дочери. Тьфу… Говорят, этот бесстыдник умудрился даже ободрать со стен драгоценную шёлковую обивку, чтобы набрать на благодарность мздоимцу-судье, ибо собственными капиталами не располагал, будучи гол и нищ, а продажное правосудие требовало вознаграждения немедленного. Так нашептали до сих пор пребывающие в страхе супруги Лантре, дворецкий и экономка, коих «новый хозяин», не дождавшись обвинительного приговора невестке, выставил из дома почти сразу после ареста оговоренной жертвы. Несчастных допросили в Роанском суде, но не сочли нужным пригласить на суд его светлости, что, разумеется, было ещё одним нарушением, отягощающим вину и разоблачённого преступника, и судии, позабывшего свой священный долг.

Особняк Россильоне требовалось привести в должный вид, дабы бедняжка вдова могла с достоинством вступить в его стены обновлённой и оправданной, и дабы внуку досточтимого Суммира родиться и расти под достойным кровом. Кроме того, нужно было проверить богатейшее поместье где-то неподалёку от Эстре, до которого, как надеялся купец, не дотянулись ещё нечистые руки отравителя и лжеца, да сбежит от него к Иблису собственная тень, и да разверзнется земля под его нечистыми стопами, и чтоб ему до конца дней своих не видеть солнца!

Поморщившись, растерев защемление в груди, почтенный Суммир отогнал от себя грешные мысли. Хвала Всевышнему, справедливость, благодаря Его милости свершилась, а, значит, последует и возмездие, и не подобает ему, ибн Халлаху, распалять себя зря, ибо пожелание мук и без того осуждённому — не есть добродетель. В который раз Всемогущий доказал милость к чадам своим, стало быть, и в том, что преступные деяния будут наказаны, сомнений нет.

Одно смущало почтенного купца. Из изречений мудрецов он давным-давно усвоил истину: у Всемилостийшего и Всемилосердейшего нет рук, кроме ваших! Разве Он сам спустился в зал суда ныне вечером? Нет. Орудием доброты и справедливости он назначил премудрого правителя чудесной страны Галлии, да сияет вовек солнце на её лазурном небосводе! Но если должное воздалось и невинно оболганной овечке, и паршивому шакалу — то кто должен стать руцей всевышнего, дабы вознаградить того, кто говорил Его устами? Не он ли, старый Суммир, щедро раздающий помощь неимущим и никогда не плодящий долгов?

А сейчас он чувствовал себя должником, ох каким должником! На его памяти — скорый суд редко бывал справедливым, как, впрочем, и нескорый. Последний, по крайней мере, в силу затянутости давал возможность хоть как-то помочь родному человечку: похлопотать, дабы томили не в сыром каменном мешке с крысами и не плесневелую корку швыряли, но содержали в условиях, приличествующих благородному мужу… А тут — дочь благородного семейства! Почтенному купцу неведомо было, в каких условиях содержались женщины в зинданах родного Стамбула — хвала Аллаху, за всю свою жизнь у Суммира не было ни малейшего повода интересоваться оным предметом; и хорошо, что не было! Но… Кысмет, Судьба распорядилась, и волей-неволей, а пришлось многомудрому узнавать о том, что было ему глубоко противно и безрадостно. Ибо, хоть многие отцы на его месте и бровью не повели бы — дескать, подумаешь, дочь, её и за человека можно не считать, был бы сын — то да, из трёх шкур вывернись, но выручи… К стыду своему, купец свою дочь любил горячо и трепетно, ибо была она единственным плодом союза с обожаемой женой, и так уж они горевали, что не дал Аллах им больше потомства… Да только вскоре после рождения Фатимы подхватил незадачливый Суммирчик в одной из поездок лихорадку, такую, что в их краях не водилась, вот и выжгла она ему семя, и пришлось благородному мужу распрощаться с мечтами о наследнике. Когда по воле небес лишился он старшего брата, и осталась после того безутешная вдова на сносях — тут бы и взять её младшей женой, да и растить племянника, как родного сына, но не вышло. Невестку он обеспечил честь по чести, довёз до соседнего Измита и сдал на руки среднему брату — во исполнение семейного долга. Но в свой дом так и не ввёл, хоть и хороша была… Ибо при женитьбе дал своей прекраснейшей Гюльчатай нерушимую клятву, что никогда не ступит в его дом иная женская ножка — ни второй или третьей жены, ни наложницы, ни рабыни для утех, и ничья женская рука, кроме прекрасной ручки его дорогой супруги, не станет подавать ему ночные туфли и наливать сладкий шербет в узорчатую пиалу. Клятву ту потребовала от будущего супруга невеста, едва получившая вольную и только-только начавшая привыкать к новому имени, хотя и прежнее, христианское, ей подходило неимоверно — Роза-линда, Роза, как до сих пор наедине называл её всё ещё влюблённый седобородый муж. Роза из далёкой страны Галлии…