Но… тоньше надо действовать, тоньше. И уж непременно посоветоваться с синеглазым визирем.
Синеглазый визирь внимательно изучил письмо коменданта Александра Карра. Не менее внимательно исследовал узор декоративной решётки на высоком окне матушкиной опочивальни. Пощипал в задумчивости русую бородку. На раздражённо-вопросительный взгляд родительницы повёл плечом, сверкнув золотым шитьём перевязи:
— Что ж, всё в руках Всевышнего, матушка. Помнится, вы неоднократно указывали этой девице на недопустимость её поведения.
— Дважды, лично. Ты же знаешь, третьего раза у нас не бывает.
— Вот она и не стала дожидаться. — Капитан рассеянно похлопал конвертом с тяжёлой печатью о ладонь, спохватившись, вернул послание. — Нелишним будет в общих чертах оповестить ваш штат о том, какими могут быть последствия гордыни и несдержанности. И… Не стоит о ней сокрушаться.
— Было бы о ком, — негодующе фыркнула госпожа Аглая. Скинула с колен кошку, от удовольствия запустившую было когти в хозяйские юбки. — Пустая девка, слишком много о себе возомнившая… Плохо то, что сунулась, куда не надо, а я не уследила.
Кинула мурлыке цветной клубок, отгоняя от кресла, боковинки которого хранили следы заточки когтей, заёрзала, словно было ей неудобно. На самом-то деле, и кресло было хорошо, и скамеечка под ногами, и сладкий морс в кувшинчике под рукой, на низеньком столике… И день вроде бы так славно начался — с приезда сына, не часто он балует мать визитами, всё в казармах, да по делам. А поди ж ты — снедало беспокойство. Очень уж хотелось, чтобы умница Винс рассудил и разложил всё по полочкам, как он это умеет. Давно уже строгая домоправительница-вдова признала за сыном право старшего в семье, и хоть довольно часто злоупотребляла материнской властью — в некоторых вопросах полностью полагалась на него, справедливо рассуждая, что уж правая-то рука герцога видит со своего поста поболее, чем она на своём почти королевском домоправительском троне.
— А ну как эта мерзавка ещё кому наболтала? — выдала матушка наболевшее. — Хоть подружек у этой стервы отродясь не было, вряд ли она с кем спелась…
— А со двора всё-таки ушла, матушка, хоть и должна была у вас соизволения испросить. Да ещё до самого Карра добралась.
Как ножом по сердцу полоснул сыночек, хоть и без упрёка вроде бы бросил. Аглая нахмурилась. Упрёк справедливый.
— Если только спелась с кем-то, вот и вывезли в возке тишком. Проверю. Мне тут шашни за спиной ни к чему.
— Проверьте, матушка. Выходит, — капитан будто бы что-то прикинул в уме, — место у вас теперь свободное? Чем занималась оная девица, когда первая госпожа Анна сбежала?
— Дел, что ли, мало по дому? Поначалу-то, конечно, пока… — Матушка Аглая запнулась, подбирая слово. — … первую-то герцогиню ещё искали — эту поганку не трогали. Отсиделась в подвале больше для острастки. Ей ведь госпожа-то не особо доверяла, всё больше с Люсьен шушукалась, вот Флору и заедало: она, мол, предана, как собака, а секретничают с другой. Зато ту, другую, на дыбу сразу и отправили… А эту — я сперва на кухню отослала, да у неё из белых ручек всё так и валится, убыток один; а потом приставила к кастелянше. У Марии, видишь ли, в прачечной девушка кипятком обварилась, пришлось срочно заменить…
— Теперь, получается, без этой Флоры нехватка рук?
Аглая сощурилась.
— А что это ты такой заботливый стал, дорогой сыночек? Опять что-то задумал?
— Только о вас пекусь, матушка, о ваших интересах, дабы голова у вас не болела. А для этого место пустовать не должно. Вы когда собираетесь в гости к Бланш? На днях? У неё там на подхвате завелась одна весьма ловкая особа, шустрая, исполнительная, вы таких любите. Не дерзит, а главное — себя помнит. Приглядитесь. Может, возьмёте.
— Для себя или для тебя? — напрямик спросила мать, сверля сына взглядом. И то, не хватало ей очередной вертихвостки под носом! Но в то же время материнская практичность твердила, что «душенек» великовозрастного сыночка куда полезнее держать перед глазами, по крайней мере — будешь знать, с кем он, где он, а при случае — и прищучить девицу. Но раз «себя помнит»…
Слишком уж самостоятельный отпрыск усмехнулся.
— Матушка, конечно, для меня.
Но глаза при этом оставались суровые. Строгие. Значит…
Домоправительница сдержала вздох облегчения. Кружит. Не для себя берёт. По службе, какой-то своей тайной, связанной с её вторым ненаглядным мальчиком Жилем… Ну, в эти дела она не встревает, надо — значит надо.
Одно плохо: теперь не будешь знать, с кем и где пропадает её синеглазый, по которому все девки сохнут, от горничных до садовниц. На стороне-то за ним не углядишь!