… Капитан Винсент шёл по галереям Гайярда в самом радужном настроении, коего не могли омрачить ни хмурый Максимилиан Фуке, выходящий из кабинета его светлости и раскланявшийся с какой-то непонятной враждебностью, ни осознание того, что впереди — очередные расспросы и словесные тенета Большой политики; а старый вояка, каковым он себя считал, не любил ни того ни другого… Главное — обеспечен ещё один тычок в седалище слишком уж зарвавшейся империи: в Гайярд окольными (вроде бы) путями проберётся малышка Анетта, глаза и уши бриттского посла (вроде бы). Ещё бы уговорить Суммира ибн Халлаха не сразу уезжать в Роан, а погостить здесь, под… под присмотром. С Жилем всё уже оговорено, матушке и дворецкому распоряжение о подготовке комнат дано, у него, Винсента, остаётся ещё чуть более получаса, чтобы ознакомиться с последними данными о восточном госте… Молодец этот малыш Бомарше, умеет сортировать сведения и выбирать самое главное… Записи он просмотрит в карете. А заодно и продумает, как увести разговор в сторону от него самого, Модильяни, ибо чересчур расчётливый блеск в очах господина Суммира, явственно проявившийся к концу последней беседы, слишком уж напоминал аналогичный, появляющийся у ненаглядной матушки всякий раз при попытках расписать очередную невесту.
Однако сам вариант устройства судьбы молодой и богатой вдовушки так и просился к осмыслению. Будущий тесть — друг детства самого солнцеликого Баязета, вхожий к венценосному другу в любое время, имеющий прочные связи и авторитет в торговых домах Стамбула, Венеции, Севильи… и даже, говорят, однажды побывавшего в далёкой Чайной стране и ещё более далёком Индустане. Такими связями не бросаются. К тому же, хватит и того, что чуть было не разгорелась война между двумя державами из-за элементарного недогляда. И ведь как-то вышел на эту семейку толстяк Гордон, докопался…
Чело капитана наконец-то омрачилось.
Придётся срочно подбирать жениха для красавицы Фотины-Фатимы. Иначе, глядишь, месяц-другой — и ляжет на её дом, а главное — на чудесные виноградники и земли в самом центре Галлии загребущая рука какого-нибудь смазливого милорда. Придётся посоветоваться с Фуке, а может… Винсент, не сдержавшись, ухмыльнулся. А может, его же и сосватать. У секретаря светлейшего нет, к сожалению, матушки, которая бы позаботилась о судьбе до сих пор холостого сыночка, а партия, как ни крути, великолепная.
— Послушайте, сударь…
Винсент Модильяни, собиравший было шагнуть в гостеприимно распахнутые ворота османского посольства, с удивлением обернулся. Стражники, хмуро покосившись на невесть откуда взявшегося просителя, перекрестили ятаганы, загородив проход и явственно давая понять, что для всех прочих, кроме этого высокого синеглазого господина, наделённого высочайшими полномочиями, путь на островок Великой империи закрыт.
Беглого взгляда на субтильного юношу капитану оказалось недостаточно: слишком уж необычен оказался незнакомец, задрапированный в длинную — долгополую, не какую-нибудь — медикусовскую мантию. О принадлежности к врачебному племени недвусмысленно сообщал и значок гильдии лекарей города Роана, придерживающий пёрышко цапли на скромном бархатном берете, да небольшая котомка с запасом трав и основных инструментов — обязательная принадлежность уважающего себя врача, не снимающего данный аксессуар с пояса, даже идучи в гости или на собственную свадьбу. Знаки-то все свидетельствовали налицо, что перед капитаном рейтаров — видавший виды опытный врач, возможно даже с докторской степенью, ибо д о л г о п о л у ю мантию разрешалось носить не иначе, чем после сдачи, и весьма удовлетворительной, экзаменов на сложнейшие операции, такие, как грыжесечение, камнесечение и даже весьма опасное чревосечение. Мастера такого рода не унижались до простейших операций, отданных на откуп брадобреям и цирюльникам, как пускание крови или дёрганье зубов, и были вхожи в самые знатные семейства.
Вот только изрядно потрёпанный берет с эмблемой гильдии сидел на голове совсем молоденького юноши, побледневшего от волнения, но изрядно хорохорившегося. Глазищи, кажущиеся ещё больше на осунувшемся личике, сверкали воинственно, словно молодой человек сам себя заранее настроил на какое-то решительное действо, и вот, испугавшись в последний момент, всё равно не может остановиться. Рука в чересчур большой для хрупкой кисти перчатке судорожно вцепилась в заветный мешочек с инструментами. Наверное, до побеления пальцев.
Где-то Винсент его видел. Причём совсем недавно.