Заинтересовавшись, капитан дал отмашку, дабы успокоить напрягшегося кучера и лакеев на запятках герцогской кареты. Мол, всё в порядке, угрозы нет, разберусь как-нибудь.
— Слушаю вас, сударь, — произнёс благожелательно. Ещё раз отметил про себя: Роан… И вспомнил. Не далее как вчера эти глазищи мелькнули пару раз в толпе присутствующей на суде публики. Так-так. Уж не это ли — молодое светило от медицины, приглашённое, очевидно, на пресловутый, печально закончившийся обед к Россильоне? Позвали, скорее всего, в качестве одного из почётных гостей, как довольно часто бывает при наблюдении за деликатным положением знатных дам, и случайно… да, будем надеяться, случайно оказавшееся свидетелем смерти хозяина дома. Интуиция капитана сделала стойку, не хуже бриттского мастиффа. Отчего бы не приветить свидетеля преступления, если это и впрямь он? Узнать подробности не из бумаг, а вживую, куда как предпочтительней; в приватной доверительной беседе выявляются иногда такие детали, которых не отыщешь в протоколе. К тому же, не надо уезжать, как уже было планировал капитан, вот она, интересующая его персона, и, судя по всему, убегать не собирается, а напротив…
— Мне очень нужно сюда попасть, — выпалил юноша. — Я сам нездешний, из Роана…
«Это я уже понял»
— Простите великодушно, — переведя дух, юноша заалел, как маков цвет. Дёрнул рукой, машинально собираясь оттереть капельки пота над чуть заметными усиками и смутился ещё больше. — Я не представился… Докторус Вайсман, Поль-Антуан-Мари Вайсман, к вашим услугам. Я узнал, что здесь остановилась моя подопечная, госпожа Россильоне, и мне просто необходимо её увидеть. Понимаете, я же всё-таки взялся её курировать, мой долг — довести наблюдение за пациенткой до конца, а она две недели содержалась в таких ужасных условиях… Сударь, простите мою дерзость, но я видел вас вчера на суде. Вы приняли в госпоже Фотине такое участие, что я подумал: вот человек, который не откажется помочь ей и далее! Вам стоит всего лишь сказать — и меня пропустят.
— А без меня не пускают? — серьёзно уточнил капитан. Чем-то молодой человек ему понравился.
— Никак. Я ведь не собирался сюда ехать, у меня нет рекомендательных писем, и личность удостоверить некому…
Он совсем стушевался, очевидно представив вдруг во всей красе нелепость своей просьбы. Опустил голову.
— Простите. Вы правы, это… должно быть смешно подойти вот так…
Винсент выдержал паузу.
Падёт духом, отползёт в сторону — или ринется на штурм?
Последующая реакция испытуемого ему тоже понравилась.
— Ей нужна помощь, — холодно, словно и не он тут беспомощно блеял секунду назад, сказал молоденький врач. — Нервное расстройство после пережитых испытаний может сказаться на беременной женщине куда сильнее, чем сами испытания. Мой долг — быть рядом.
— Да вы с ума сошли, молодой человек, — сказал капитан благожелательно. — Вы хоть понимаете, к у д а суёте голову? Допустим, я вас проведу; но что дальше? — Не меняя тона, разъяснил, как годовалому младенцу: — Вы всерьёз полагаете, что вас допустят на женскую половину? На ж е н с к у ю? Незнакомого мужчину цветущего возраста, личность которого никто не может подтвердить, за которого некому поручиться, да к тому же — иноверца! У меня есть основания полагать, что… Н-да. Допустим, живым вы отсюда уйдёте, но пробудете таковым недолго.
— Позвольте! — Молодой человек растерянно потёр переносицу. — Но ведь госпожа Россильоне — крещёная, и теперь добрая христианка, и ей вовсе не обязательно подчиняться нелепым правилам другой страны!
— Под крышей посольства, да к тому же под покровительством отца она — на территории Османской империи, мэтр… Вейсман, так?
— Вайсман, — чуть слышно поправил юноша. — И неужели ничего нельзя сделать?
— Вы, часом, не несчастный влюблённый? — вроде бы шутливо поинтересовался капитан. Но по тому, как просто до неприличия побагровел собеседник, понял: ошибся.
— Я — врач! — в запале крикнул Поль-Мари, и голос его зазвенел. — Это мой долг, понимаете? — И добавил сдержанней: — У матери госпожи Фотины первые две беременности были неудачны, а довольно часто дочери могут страдать тем же — из-за схожего строения родовых путей. Впрочем, что вам объяснять, всё равно не поймёте… Клятва врача — это на всю жизнь, и не по долгу, а по совести.
Как бы невзначай капитан положил руку на эфес шпаги. Судорожно сглотнув, молодой человек умолк, но не бросился в бега и даже не попятился. А лишь сделал небольшой шажок в сторону.
— Рекомендательных писем у вас нет… — подытожил капитан безжалостно. — А на что вы, собственно, надеялись? У вас есть при себе хоть какое-то подтверждение личности, звания? Не считайте меня таким уж невежей, моих скудных знаний хватает на то, чтобы понять: докторская степень в вашем возрасте… — Он выразительно развёл руками.