Поэтому изучение старого тома, сшитого, как оказалось, из множества тетрадей, продвигалось медленно.
Давным-давно, принимая и описывая полученное бесхозное имущество церквушки в Саре, Август Глюк распорядился большую часть старых записей просто-напросто уничтожить. Церковь отапливалась плохо, книги хранились в неподобающей сырости, а потому — многие страницы проросли чёрной плесенью. В этой же — подпорчен был только переплёт, и, откровенно говоря, у Доротеи не поднялась рука бросить её в огонь. Почему-то ей представилось, что за каждой записью стоит судьба того, о ком вещают строки, и сожжение книги враз оборвёт эти жизни — невинных крещёных младенцев, отроков и отроковиц, прошедших Первое Причастие, молодожёнов… Когда-то у неё было чересчур богатое воображение.
Она тайком унесла обречённый на сожжение том к себе в комнату, отчистила, просушила и… припрятала в сундук. Отчего-то ей казалось тогда, что пока книга жива — живы и те, чьи имена в неё занесены.
Торжественно вручить выживший раритет синеглазому капитану Доротея не торопилась. Что, если там не найдётся ничего, что могло бы его заинтересовать, и она только отнимет время у занятого на государственной службе человека? Надо бы самой полистать, посмотреть, а тогда уже…
Не так уж много происходило событий в небольшом селе. Оттого-то, наверное, для придания большей торжественности и значимости, предшественники пастора Глюка вели записи готическим почерком, красивым, но очень уж неудобочитаемым: сплошь в завитушках, росчерках, с тщательно выписываемыми в начале каждого абзаца заглавными буквами. Хорошо ещё, что Дори поняла систему ведения записей: на каждые два года заводилась отдельная тетрадь для крещений, венчаний, отпеваний… Потом тетради сброшюровывались. Всё удобнее, чем манера её братца: он-то регистрировал события педантично, подряд, день за днём, вроде бы по хронологии, а получалось — вперемежку. Попробуй, найди, что нужно! А здесь — по наитию Доротея сразу пропустила данные о крещениях и остальном, просматривая только брачные свидетельства. И вот нашла, наконец. После однообразия Жанов и Жаков, Анн и Марий, награждаемых по причине бесфамильностей прозвищами, она наткнулась на запись, очень уж отличающуюся от предшественников.
«Свидетельство о сочетании браком.
Жених: Артур Эдмонд Тюдор, третий граф Ричмонд, вероисповедание католическое…»
У Доротеи перехватило дыхание. Неужели?..
Других Артуров навряд ли могло занести в отдалённое баронство, да ещё и для женитьбы… Тюдор? Невероятно. Не может быть. Слишком…
Тем не менее.
«… Артур Эдмонд Тюдор, третий граф Ричмонд, вероисповедание католическое. Подданный Его Величества Императора Бриттании Вильяма. Брак первый.
Невеста: девица Мартина Селеста Дюмон…
Она! Точно, она, Мартина!
«…дворянского сословья, вероисповедание протестантское, подданная Его Величества Короля Галлии Филиппа Второго. Брак первый.
Поручители: по жениху — Жак Ткач, Леон Смирный, жители селения Сар.
Поручители по невесте: Жан Поль Мари Дюмон, Леон Тихий, жители того же селения.
Препятствий к бракосочетанию в виде обязательств, данных женихом и невестой каким-либо иным лицам, не объявлено.
Таинство обручения и последующего венчания совершено:
Согласно канону святой Католической церкви — Отцом Михаилом Пере,
Согласно канону церкви преподобного Лютера отцом Себастьяном Нико».
Лаконично и просто: таинство обручения и венчания совершено. По обрядам обоих Церквей. Бесспорно. Нерушимо. Ни один суд не придерётся — ни светский, ни духовный.
Дата, подписи святых отцов, размашистая подпись мастера Жана, как по привычке мысленно назвала его Дора, и три креста — от имени свидетелей, у которых с грамотой было явно туговато. Ни Леонов, ни Жака Ткача она не могла припомнить. Очевидно, их жизни, как и многих односельчан, заодно и святых отцов Михаила и Себастьяна, забрала безжалостная эпидемия, после которой, собственно, и была объявлена вакансия на пастырское место в приходе. В неё, как клещ, вцепился Август Глюк, решивший скрыться в провинции от судебных дрязг, в которые неосторожно влез, и от возможного преследования сестры таинственными отравителями.