Нина вздохнула.
— Да, сразу видно, что ты ее не прочитал. Стас, это не современная фантастика. Этот цикл написан в последних годах двадцатого века. Тогда фантастика была совсем другая, поверь. Я много чего читала, написанного в те времена. Земляне же тогда не вышли в космос так, как сейчас. Никаких строящихся колоний, ничего подобного не было. И писали тогда по-другому. Эта книга, которую я тебе оставила… Она запрещенная. Как «подрывающая основы государства и подстрекающая к бунту». Как думаешь, может запрещенная книга быть «про крутых землян», как ты выразился?
— Нет, наверное, — вынужден был согласиться Стек. — А про что она?
— Про… гм, если очень приблизительно — про доброе и справедливое общество, где не было понятия зависти, ненависти, подлости, корысти, где все любили и уважали друг друга, всегда помогали нуждающимся в помощи и так далее, и про то, как это общество сосуществовало с обычным. Там много всего. Знаешь, такая неправдоподобная утопия, но захватывает так, что… блин. Потом обдумываешь, видишь кучу несостыковок, ошибок, неправдоподобных деталей. Понимаешь, что стиль автора не очень близок к совершенству и многое другое, но… Это все вторично. Там в каждой строчке чувствуется, что автор всю душу в это вложил. Пытался донести до читателей свою мечту. И знаешь, ему это удалось. Несмотря на ляпы, ошибки, стиль и все прочее, это совершенно невероятная книга. Образная, яркая, живая… И она правда меняет мир.
— Ну уж прямо — меняет, — недоверчиво возразил Стас.
— Я сразу после того, как ее прочитала, завязала с наркотиками. С одного раза. Просто сказала себе «нет». И все. И не я одна, на кого она так повлияла…
— Все, все, уговорила! Прочитаю. А у тебя она еще есть?
Нина погрустнела.
— Я тебе единственный экземпляр отдала… А в электронном виде я ее держать боюсь, все-таки запрещенная…
— Вот черт! Она же на чердаке осталась! Ладно, я буду надеяться, что копы не слишком подробный обыск делали. У меня там еще… — он едва не проговорился о припрятанном в том же тайнике оружии. — Еще кое-что ценное есть. Потом наведаюсь как-нибудь.
— Вот и наведайся. Поверь, ты не пожалеешь.
— Уже верю.
— Вот и хорошо. А сейчас давай-ка я тебе здесь на диване постелю.
Через десять минут Стас спал мертвым сном. Пока Нина застилала постель, он думал, что не сможет заснуть — лица погибших приятелей стояли перед глазами, но сознание милосердно обходило вниманием события прошедшей ночи, и юноша уснул, как только его голова коснулась подушки.
I. VII
Небо мольбы не ждет,
Небо угроз не слышит,
Небо само тебя найдет!
С тихим, почти неслышным щелчком минутная стрелка сдвинулась на два миллиметра, и замерла на отметке XII, совместившись с более толстой и узорчатой часовой. Мгновение — и старинный маятник качнулся в сторону. По комнате поплыл гулкий и густой голос первого из двенадцати ударов.
Коста открыл глаза. Дослушал бой часов до конца и единым движением поднялся на ноги. Безразличным взглядом обвел помещение — разумеется, здесь ничего не изменилось.
Толстый палас, застилающий весь пол. Затянутые коврами стены — когда-то он сделал это для лучшей звукоизоляции, а потом так и осталось. Невысокий широкий комод в углу, на нем — ровные стопки книг. Тахта, на которой лежал крылатый, едва ли на двадцать сантиметров поднимается от пола. Темный потолок без люстры — источников света в комнате не было, как не было и двери. Провал окна, закрытый тяжелой шторой. И единственное напоминание о конце двадцать первого века — голографический экран современного визора, переключенного в режим компа, тускло мерцающий в углу. Ни стола, ни стульев, ни шкафа.
Быстрая диагностика организма — все в порядке. Коста подошел к визору, сел перед ним, скрестив ноги. Ввел на сенсорной панели первичного управления команду — перед ним спроецировалась клавиатура.
Открыв папку с фотографиями, он кликнул по первому попавшемуся снимку — наугад. На нем была изображена весело смеющаяся девушка с милым круглым личиком и вьющимися рыжими волосами. Прикосновение к сенсору — и фото сменилось следующим, из подпапки. Та же девушка, но уже не улыбается. Обнажена, прикована грубой цепью к кирпичной стене. На теле — следы ударов плети и стека. По лицу текут слезы, в глазах застыл страх. На следующем кадре следов от ударов уже не видно — скрыты под многочисленными разрезами. И так далее, каждое последующее фото страшнее предыдущего. На самом последнем снимке девушка уже мертва. Застывший взгляд невидящих глаз устремлен в никуда, на лице ни следа ужаса перед смертью, только облегчение. Это кончилось, читается по холодным недвижным губам.