Спустя десять минут Стек с полубезумной улыбкой растянулся на одеялах. Наркотик легко воскресил его друзей, вернул из прошлого день, когда они всей компанией жарили мясо на углях, забравшись на крышу заброшенного вестибюля метро — одного из немногих уцелевших. Гранд играл на гитаре какие-то старые песенки и пытался петь, отчаянно фальшивя, Ниндзя, которая ухитрилась найти где-то пестрые кленовые листья и сплела из них венок, подпевала гитаристу — голос у нее был чистый и звонкий, да и в ноты девушка попадала. Тайгер, до того дня всегда мрачный и неразговорчивый, улыбался и даже иногда смеялся бесконечным «профессиональным» шуточкам Админа, а главаря почти не тянуло принять джамп…
Очнувшись и немного придя в себя, Стас с трудом удержал себя от мысли тут же взять вторую дозу. Слишком страшно было после идиллической картины «шашлыков» возвращаться в реальность, где он уже никогда не услышит пошлых анекдотов Тайгера и басовитого хохота Сивого, где Гранд уже не сыграет на гитаре — пусть неумело, зато с душой, и не слышно поутру тихого сопения свернувшейся рядом в клубочек спящей Ниндзи…
Закусив губу, юноша заставил себя встать и заняться делом. Заветный мешочек с пятью дозами он спрятал в небольшой потайной кармашек с внутренней стороны джинсов — при поверхностном обыске не найдут, а при доскональном никакая конспирация не спасет. Выкурив сигарету, Стек начал методично осматривать тайники.
Плазмер полицейские нашли — широкая щель в стене, скрытая одеялами, пустовала. А вот пистолет лежал на месте, как и небольшая сумма денег. Сунув тощую пачку мелких купюр в задний карман, юноша огляделся в поисках Ниндзиной книги.
Потрепанный том в синей обложке нашелся под отопительной пластиной, куда Стас его и засунул. Видимо, не заметили, или не придали значения — книга не была спрятана или чем-то прикрыта, и при желании ее легко было найти.
— Говоришь, эта книга меняет мир? — прошептал он и раскрыл фолиант где-то ближе к началу.
«Осталось сделать последнее — выплеснуть на бумагу музыку, не дававшую ему жить в последнее время. Да, эта музыка никому не нужна, да, эти листки, скорее всего, пойдут кому-то на растопку. Композитор прекрасно понимал это, но не мог не записать рвущееся из души. Это было что-то большее, чем он сам. Снова потерев руки в попытке согреть, он достал из-под стола найденную на свалке стопку рекламных листовок и принялся тщательно линовать их чистую сторону под ноты. А затем написал первый символ, и мир исчез для него, вокруг загрохотали галактики, заплакал ветер, стремясь к чему-то невероятному, к чему-то чистому и огромному. К чему-то доброму. Музыкант больше ни на что не обращал внимания, под его рукой рождались и гибли миры, сейчас он был счастлив».
Да, это не было похоже на штампованную фантастику, так популярную сейчас. Это было что-то большее, чем красивые и красочные описания космических боев, и дешевый «патриотизм» землян. Закрыв книгу, Стас сунул ее в рюкзак и покинул бывший дом. Теперь нужно было искать новое убежище. Соваться в подвалы и на чердаки Питера он пока что не рискнул — благо, знал, где можно переждать некоторое время в трущобах.
Переступив невидимую границу между Вторым городом и городом Свободным, юноша на миг остановился. Оглянулся, прощаясь с относительно спокойной жизнью — и пошел вперед, больше не глядя за спину. Впереди был новый виток его непростой жизни, и одному Богу было известно, что его ожидает.
Стемнело. Спать Стеку не хотелось, а операторы «Overtown» сдержали свое обещание — температура воздуха поднялась до минус трех, и потому он искал место, где можно будет спокойно сесть, укрывшись от посторонних взглядов и легкого, но холодного ветерка, и попробовать все же почитать Ниндзину книгу. Особо привередничать Стас не стал — нашел какую-то заброшенную стройку, каких в трущобах было полно, и удобно устроился на третьем этаже, возле провала окна, за которым горел каким-то чудом уцелевший фонарь. Закурив, он раскрыл потрепанный том, и погрузился в чтение…
Яркие, многомерные, фантастические образы захватили сознание. Ниндзя была права: стиль, сюжет, проработанность текста — все это не имело никакого значения, все это блекло и меркло перед насыщенной, искренней, живой идеей книги. Доброе общество разумных, не желающих прежде всего материальных благ, всеобщая любовь и стремление помочь другим в беде, полное отсутствие зависти — наоборот, эти странные аарн были бесконечно рады счастью друг друга…