— Давай руку, мам.
Перехватив жгутом из какой-то тряпки плечо, он подождал минутку, не слушая поторапливающих матюгов. Поискал более-менее целую вену и со второй попытки всадил иглу. Надавил на поршень — медленно, осторожно. До упора. Положил опустевший шприц рядом.
— Спасибо, сыночек, — прошептала женщина.
— Не за что, мам. Прощай.
Когда она погрузилась в последний в своей жизни кайф, юноша вложил шприц в ее пальцы, предварительно стерев с него свои отпечатки. Едва ли кто-нибудь будет расследовать смерть наркоманки при столь ясных симптомах передозировки, но лучше предусмотреть и такой вариант.
Когда Олег на следующий день вернулся с работы, в квартире хозяйничали врачи и полицейские. Он равнодушно пожал плечами на сообщение о смерти матери — «отмучалась», ответил на расспросы полицейских, благо, расспросов было немного.
Хоронить мать он не собирался. Ее сожгли за счет города, урну поставили в общую нишу. Олег побывал там один раз и больше никогда не возвращался. Его жизнь только начиналась.
Для начала он привел в порядок свою крохотную каморку — отмыл и отчистил стены и пол, выбросил все вещи матери, купил на блошином рынке новый матрас и одеяло, купил немного одежды — и книги, книги, книги… Теперь ничто не могло помешать юноше в достижении его цели.
Следующий год он посвятил работе и учебе. Потом в мае, через два месяца после годовщины смерти матери, бросил работу, с головой уйдя в учебу. Денег было скоплено достаточно, чтобы прожить время до поступления и приобрести все необходимое для обучения на первом курсе.
Завтра — первый экзамен. Олег знал, что сдаст его, и сдаст лучше всех. Как и прочие четыре. Он поставил на учебу все, что у него было. Если он не поступит на бесплатное обучение — жизнь будет кончена. Другого шанса судьба ему не даст.
II. V
Ты один только друг во все времена,
Немного таких среди нас.
— Я ничего не понимаю. Если Гранд хотел показать, что для него меня не существует, и хотел дать понять, чтобы я держался подальше, то зачем ему было звонить в фирму и хвалить меня? Хотел извиниться? Мог бы просто не хамить, — Стас отложил в сторону вилку и откинулся на спинку стула.
— Ты меня в который раз удивляешь, — покачал головой Вениамин Андреевич. — И иногда не в лучшем смысле. Еще раз повтори, что он заставил тебя сделать?
— Назвать фамилию, имя, отчество и адрес.
— Вот именно! А зачем бы ему это, если для того, чтобы пожаловаться на тебя при необходимости, ему было бы достаточно просто позвонить в офис и сказать про «того курьера, который приезжал седьмого июня»?
— Вы хотите сказать, что он просто пытался таким образом узнать мой адрес?
— Ты же сам говоришь, что дом очень богатый. Следовательно, каждый сантиметр площади там просматривается видеокамерами. Я не знаю, как именно твой знакомый оказался в трущобном районе, но вряд ли его высокопоставленный отец выражал на то свою волю. И тем паче маловероятно, что он одобрил бы общение своего сына с человеком, который тоже был в Свободном городе, больше того — предводительствовал в компании, где этот сын состоял.
— То есть, Гранд затеял этот спектакль с подозрением в воровстве только для того, чтобы узнать мой адрес?
— Именно. А в фирму позвонил именно по той причине, которую ты предположил: для того, чтобы извиниться за наверняка испорченное настроение.
Стас просиял.
— Спасибо! А то я уже всякое думал…
— Не сомневаюсь. Я бы на твоем месте тоже передумал бы много всего не очень хорошего. Главное, что мы разобрались.
— Это да…
— А как у тебя на работе дела? — перевел тему Вениамин Андреевич.
Выслушав историю, инженер несколько минут молчал.
— Ты правильно поступил, Стас. Но меня немного задело, как холодно и рассудочно ты спланировал всю эту провокацию. Кроме того, тебе не кажется, что ты переусердствовал?
— Переусердствовал? Ничуть. Макс получил по заслугам, — категорично отрезал юноша.
— Ты лишил его возможности устроиться на работу. Поверь, я на собственном опыте знаю, насколько это тяжело.
— Через некоторое время устроится. Он же не думал о том, что будет с Андреем, если уволят его? Не думал. Вот пусть и получит по заслугам. На своей шкуре испытает, каково это.
— Я не спорю, что в этом случае ничего действительно страшного не случилось. Но скажи: если бы подобная ситуация сложилась бы со взрослым мужчиной, для которого увольнение практически равносильно смерти — ты бы все равно поступил так же? — Вениамин Андреевич чуть прищурился, глядя на воспитанника поверх кружки с чаем.