Стас размышлял всего несколько секунд.
— Да. Тем более да. Если он взрослый, но ведет себя, как Макс — то он еще не такое заслужил. Взрослый человек должен понимать последствия своих поступков лучше.
— Вот именно, — многозначительно проговорил инженер. — Ты считаешь себя взрослым человеком?
— Да, — не задумываясь, отозвался юноша. А какой подросток на его месте ответил бы иначе?
— Вот и подумай тогда над последствиями своего гипотетического поступка в отношении этого абстрактного человека, которого за его пакости ты — опять же, гипотетически — довел до безработицы.
— Он это заслужил, — упрямо набычился Стас. — И я не понимаю, что…
— Он — возможно. Но ты забываешь о том, что почти нет таких людей, которые полностью независимы ни от кого, ни с кем не связаны и от которых никто не зависит, — мужчина поднялся. — Пойду, впущу твоего приятеля.
Только сейчас парень расслышал тихую мелодию дверного звонка, работавшего в ночном режиме.
— Вы думаете, это Гранд?
— Может, мы не будем строить предположения и узнаем наверняка? — Вениамин Андреевич улыбнулся, и вышел в коридор.
Спустя минуту он вернулся. Из-за плеча инженера выглядывала растрепанная черноволосая голова.
— Прости, что гадостей наговорил тогда. У отца в особняке каждый уголок снимается на видео, а если бы он узнал, что я с тобой общался в трущобах… звиздец был бы, — Гранд щелкнул зажигалкой, прикуривая, и жадно затянулся. — В доме курить нельзя, засекут — батя меня убьет. Так вот, если бы он узнал, то и тебя в живых не оставил бы, и меня отправил бы в какой-нибудь закрытый интернат для трудных детей с богатыми родителями, — мальчишка содрогнулся.
— Какой интернат, Гранд? Тебе ж уже четырнадцать, а туда только малолетних берут.
— Ну как тебе сказать… вообще-то мне тринадцать еще. И четырнадцать только через полгода стукнет. Вот и приходится пока что сидеть тише мыши. Не хочу туда опять… — его снова передернуло.
— Раз не хочешь, то давай даже говорить не будем. Ты мне лучше расскажи, как ты вообще в трущобы попал, а главное — что с вами случилось после ареста, с тобой и с Админом, — Стас тоже достал сигареты: курил он теперь очень редко, но сейчас хотелось ощутить знакомый табачный привкус на языке.
— Да что там могло быть… Админа отправили в какую-то корпорацию рабом на пять лет, а меня отец сразу забрал, как только узнал. Я хоть чип из руки и выковырял, когда сбежал, но по снимку сетчатки меня сразу опознали. И оказался я снова в этой гребаной дипломатической семейке, будь она неладна… — Гранд потянулся за новой сигаретой. — Хорошо еще, батя не узнал, что я джамп принимаю, а то сразу в интернат отправил бы.
— Как ты вообще оказался в Свободном городе?
— Да говорю же, сбежал. Тошнит меня от всех этих приемов, от политической возни корпораций и прочей мерзости. Помнишь, мы в трущобах шутили так мрачно, что обычно дерьмо всплывает, а у нас почему-то наоборот, на самое дно опускается. В трущобы, то есть. Так вот, на самом деле настоящее дерьмо и вправду всплывает. На самый верх. И все это дерьмо вокруг меня так и плавает. И воняет. А батя — самый вонючий из всех — хочет, чтобы я тоже таким дерьмом стал. Дипломатом или политиком, то есть. А мне противно.
— А ты кем хотел бы стать?
— Ты смеяться будешь, — Гранд весело ухмыльнулся. — Врачом. Хирургом и исследователем.
— Тебе ж от вида крови нехорошо делается, — рассмеялся Стас. — Какой из тебя хирург?
— Если бы была реальная возможность — то я бы эту боязнь переборол бы. Честное слово. Я раньше очень высоты боялся, но хотел прыгнуть с парашютом. В результате победил страх и таки прыгнул.
— И как?
— Ногу сломал при приземлении… — нехотя ответил приятель.
Оба расхохотались.
— И все же, почему врачом?
Гранд резко погрустнел.
— У меня же мама была… она умерла чуть больше трех лет назад, мне только десять исполнилось. От восточного туберкулеза. Осталась бабушка, мама мамы. Но она тоже умерла, год назад. От старости. Я после ее смерти и сбежал. Я потому и хочу стать врачом, чтобы найти лекарство.
— От восточного туберкулеза или от старости?
— И от того, и от другого, — совершенно серьезно ответил мальчишка.
— Ты представляешь, сколько сволочей тогда смогут прожить гораздо дольше отпущенного им сейчас века?
— А я бы не стал давать сволочам это лекарство. Я бы еще изобрел препарат, вроде сыворотки правды, который проверял бы всех на уровень сволочизма. Такой типа тест. И давал бы лекарства только тем, кто тест прошел бы, — Гранд мечтательно вздохнул. — Только отец не позволит мне стать врачом. Он заставит меня идти учиться на политика. И я покончу с собой.