Фок снова зловеще усмехнулся и так, что Франца-Фердинанда пробрало — «маньчжур» говорил о распаде Австро-Венгрии как о свершенном событии, словно знал о том. Хотя может и дано ему узнать про то самое будущее — дядя кайзер, который с Фоком долго беседовал на тайных встречах, о том один раз глухо намекнул, причем совершенно серьезно. А с такими вещами старый Франц-Иосиф никогда не шутил.
— Разодрать не трудно — есть идеи пангерманизма и панславизма, если начать их вбивать в головы ваших жителей, да устроить затяжную войну на всех фронтах, кровопролитную и разорительную, чтобы ваша экономика не выдержала, и финита ля комедия, как любят говорить ваши новые «верноподданные». Они то, кстати, и первыми кинжал в спину воткнут. Через время — сейчас «савойцами» недовольны, но так как положение не улучшится, их начнут раздражать Габсбурги. В истории тому массу примеров, взять хотя бы этот прекрасный город, что покоится на новгородских сваях! И мороки с ним у вас много еще будет, так что мало не покажется!
Франц-Фердинанд вначале не понял странной идиомы, но сообразил, что о хорошем деле с такой интонацией не говорят. Но уточнил:
— Это может быть, не спорю, хотя мне это неприятно!
— Не все, что можно делать, следует совершать — для будущего крайне нежелательно создавать массу мелких государств, у каждого из которых к соседям масса претензий. Желательно, чтобы их не стало как таковых — пусть будут поглощены сильными империями, где каждый народ будет иметь одинаковые права. И никаких республик с «демократиями» — тогда начнут свои игры другие, более могущественные соседи, а политическая конъюнктура вещь сама по себе страшная. Монарх несет ответственность перед подданными, а всякие «президенты» выполняют поручения тех, кто с помощью денег обеспечивает им победу на «свободных выборах»!
— За это я и ратую, ваше величество…
— Александр, называй меня по имени, не настолько я и стар. А «его величеством» ты скоро станешь, брат Франц-Фердинанд. И нам плевать, что твой брак признан морганатическим в Вене, и с оговорками в Будапеште. То, что у тебя супруга чешская графиня, то к лучшему.
— И где я получу корону, если дядя меня не терпит?
— От кайзера Вильгельма — он согласился после долгих и настойчивых уговоров сделать тебя герцогом Лотарингским, благо ты имеешь все права на этот титул, причем вековые. А потом станешь королем Лотарингии, куда войдет Верхний и Нижний Эльзас, благо в истории имелись соответствующие примеры, хотя и давненько.
Франц-Фердинанд почти онемел от услышанного, не веря произнесенным словам, и встал, ошеломленный. А Фок, словно не заметил его состояния, подхватил под локоть:
— Пойдем лучше в кабинет, там за чашкой кофе я тебя введу в курс дела. Ночью, да на площади, в центре этой дурно пахнущей Венеции, где вместо улиц загаженные каналы, о таких вещах говорить невместно…
Глава 50
— Идеи панславизма, Евгений Иванович, хороши только до определенного момента. На симпатии «братушек» и то не стоит полностью полагаться, а уж на давно ставших католиками чехов или хорватов тем более. Про поляков можно не говорить — только ждут момента, чтобы в союзе с кем-то на нас войной пойти. Так что на хрен таких друзей, с ними и врагов не нужно, они их полностью заменят.
Фок скривился так, что чуть не отплюнулся. Если сказать, что он сильно недолюбливал западных славян, то значит не в полной мере передать все состояние, в котором брезгливость к нравственно нечистоплотным людям явно превалировала. В так называемое славянское братство он ни на грош не верил, и на то у него были серьезные основания. В годы «перестройки» имел возможность пообщаться с «коллегами» из Праги. Те всячески, в духе новых веяний «гласности» и «нового мышления» клеймили на сто рядов «чудовищные преступления» СССР, что в 1968 году ввел свои войска в Чехословакию, «растоптав» их устремления к «мирной демократии».
Вот тут Александра Викторовича и прорвало — он публично назвал чехов «женщинами с пониженной социальной ответственностью» и соучастниками всех нацистских преступлений, при которых они сами стали закоренелыми нацистами и сторонниками «нетрадиционной сексуальной ориентации». И чтобы обвинение не было голословным начал подводить под него логическую базу, оперируя фактами, которых набралось слишком много — зал просто застыл, пребывая в состоянии обалдения. Ведь в советское время о таком говорить категорически воспрещалось, чтобы не нанести ущерб идеи «социалистического содружества».