– Вы, собственно, кто?
– А ты и не знаешь?
– Понятия не имею.
– Вот как?
– Представьте себе. К тому же я спешу.
– Я – твоя совесть, Красноперов.
– Позвольте, – сказал филолог, – это недоразумение. Вы что-то путаете. Насколько я знаю, меня курирует другой товарищ. Приятный обходительный товарищ в галифе.
Тут незнакомец снял пожарный шлем. Три секунды молча держал его в отведенной руке. Затем торжественно выговорил:
– Малафеева больше нет.
– Боже, а что с ним?
– Сгорел на работе.
Красноперов скорбно опустил голову. Незнакомец забубнил:
– Ушел верный друг, надежный товарищ, примерный семьянин, активный член месткома… Затем он вдруг сказал:
– Ты за Малафеева не горюй. Ты за себя, Красноперов, горюй. Командировка твоя прерывается.
– То есть как?
– Элементарно. Не умеешь ты себя вести. Завтра утром жду тебя в аэропорту. А сейчас езжай в отель. Дома поговорим как следует. Чао!
Ошеломленный Красноперов медленно вышел на улицу. У входа стоял плоский «Ягуар». Филолог увидел, как парафиновая нога Софи исчезает в машине. Захлопнулась дверца. Обдав Красноперова бензиновой гарью, «Ягуар» растворился во мраке.
24. ПОМНИТЕ, У ЕСЕНИНА?..
Аэропорт напоминал пустырь, что возле Щербаковских бань.
Залитую солнцем асфальтовую дорожку, как шкуру леопарда, пересекали тени елок. На горизонте алели черепичные крыши. Вдалеке гудел невидимый катер.
Красноперов уныло стоял возле трапа. Затем, в последний раз оглядевшись, шагнул на ступеньку.
Тотчас же из-за отдаленного пакгауза выбежали двое. Один – в распахнутом драповом пальто. Другой – изящный, маленький, в плаще. Они бежали рядом, задыхаясь, перегоняя друг Друга.
Бегущие приблизились. Красноперов узнал Дебоширина и Трюмо.
– Черт возьми, – прокричал Дебоширин, – едва не опоздали!
– Я кепи уронил, – сказал Трюмо, – но это пустяки. Надеюсь, его поднимет хороший человек.
– Друзья мои! – начал Красноперов. Волнение мешало ему говорить. Прощание было недолгим. Трюмо подарил Красноперову ржавый гвоздь.
– Это необычный гвоздь, – сказал Трюмо, – это – личная вещь Бунина. Этим гвоздем Бунин нацарапал слово «жопа» под окнами Мережковского. Бунина рассердило, что Дмитрий Сергеевич прославляет Муссолини.
Дебоширин тоже сделал Красноперову подарок. Вручил ему последний номер газеты «Известия». Там была помещена заметка Дебоширина о росте в мире капитала цен на яхты.
У Красноперова сжалось горло. Он взбежал по трапу и махнул рукой. Затем, нагнувшись, исчез в дверях салона.
– Кланяйтесь русским березам, – выкрикнул Дебоширин, – помните, у Есенина?..
Но его последние слова растворились в грохоте мотора.
Крылатая тень, не оставив следа, пронеслась над землей.
25. ТРАНЗИТ
На следующий день Красноперов шел по Ленинграду. В мутной, как рассол, Фонтанке тесно плавали листья.
Красноперов шел по набережной с тяжелым чемоданом. Мимо проплывали газеты на фанерных стендах. Обесцвеченные дождями фасады. Унылые деревья в
скверах. Зеленые скамейки. Головные уборы, ларьки, витрины. Ящики из-под картошки. Мечты, надежды, грустные воспоминания…
Красноперов шел и думал:
«Это все! Прощай, Франция! Прощайте, дома и легенды. Звон гитары и умытые ветром площади. Веселые устрицы и тихий шепот Софи… Прощай, иная жизнь! Меня ждут неприятности и заботы».
26. ЧУТЬ ПОДРОБНЕЕ
Заботы в жизни Красноперова принимали нередко фантастический, даже безумный характер. Однажды наш герой приобрел себе кальсоны. Заурядные румынские кальсоны фирмы «Партизан». Казалось бы, ну что особенного? Голубые кальсоны с белыми пуговками. И сначала все было хорошо. Но затем, в ходе стирки, пуговицы утратили форму. Филолог маникюрными ножницами подровнял их края. Очередная стирка – новое разочарование. Пуговицы вновь стали неровными, как блины. Красноперов их снова постриг. Наконец пуговицы смылись окончательно. И тогда Красноперов был вынужден пришить себе новые, железные, от сохранившейся армейской гимнастерки. Что стоило ему немалых трудов.
27. ТРОТУАР И МОСТОВАЯ
Опустив голову, шел Красноперов, нес тяжелый чемодан. Вдруг дорогу ему преградила толпа. Теснились женщины в старой одежде. Шумно переговаривались мужчины в телогрейках. Дети ползали среди галош.
Красноперов, задевая людей чемоданом, не слыша ругательств, достиг прилавка.
– Что дают? – задыхаясь, спросил он.
– Читать умеете?
– Да, – растерянно ответил Красноперов, – на шести языках.
На листе картона было выведено зеленым фломастером:
«СВЕЖИЙ ЛЕЩЬ»
– А почему у вас «лещ» с мягким знаком? – не отставал Красноперов.
– Какой завезли, такой и продаем, – грубовато отвечала лоточница.
Руки ее были серебряными от чешуи.
филолог свернул по направлению к дому. Переулок был украшен модернизированным стеклянным ларьком. Внутри алел сухорукий Миша, любимец публики и балагур. Два ефрейтора в гимнастерках, стянутых широкими ремнями, отошли под навес. В руках они держали кружки с пивом. Легкая пена опускалась на мостовую. Красноперову вдруг показалось, будто чокаются ефрейторы своими непутевыми головами.
Красноперов замедлил шаги у витрины фотоателье, разглядывая лица пасмурных мужчин и женщин. Потом, чуть выше, обнаружил транспарант:
«ОНИ МЕШАЮТ НАМ ЖИТЬ»
Вдруг за спиной его раздался крик. Мужчина, нетрезвый, как ртуть, бежал через дорогу, пытаясь остановить такси. Он то замирал, качаясь на пятках, то, припадая к земле, мчался автомобилю наперерез. С велюровой шляпой он давно разминулся. Теперь она катилась в противоположном направлении. А именно – к Владимирской площади.
Машина гудела. Пьяный уцепился за бампер.
Автомобиль резко затормозил, прочертив две линии на сером асфальте. Оттуда вышел инкассатор с парабеллумом.
Пьяный шарахнулся в сторону. Филолог оказался на пути его. Они столкнулись. Красноперов деликатно отступил.
– Хочешь, понесу твой чемодан? – спросил незнакомец.
– Что вы? – запротестовал наш герой. – Я уже дома.
– Давай помогу, – настаивал человек.
– Это совершенно лишнее.
– А я все равно помогу.
– Ни в коем случае.
– Сказал – помогу, значит – помогу!
– Я не устал. И вообще, мой дом за поворотом.
– Нет, помогу! – сказал незнакомец. .
– Категорически отказываюсь.
– Ты Леву Сивого знаешь?
– Нет, – удивился филолог, – кто это?
– Это я, – скромно потупился человек.
– Очень приятно. И тем не менее…
– Со мной шутки плохи, – незнакомец рванул чемодан, – молчи, гад, убью…
28. ОТРАЖЕНИЕ
Забулдыга нес чемодан, ударяя то и дело себя по колену. Красноперов шел рядом. Потом Красноперов нес чемодан. Незнакомец сопровождал его, задевая плечом водосточные трубы.
Мимо, громыхая, проехал трамвай. Видны были залитые светом деревянные кресла.
Наконец они приблизились к шестиэтажному дому с балконами. Красноперов остановился.
– С тебя полбанки, – ухмыльнулся незнакомец.
– Но я спешу, – возразил филолог, – мы так не договаривались. И денег у меня, честно говоря, немного. Впрочем, если угодно, тут рубль с мелочью.
– Тогда я сам куплю полбанки, – не унимался человек.
– Как это?
– Очень просто. Разве мне твои деньги нужны? Мне с тобой поговорить хочется!
И сразу же ощущение покоя возникло у Красноперова. Все показалось ему мучительно дорогим и близким. Забулдыга в дорогом, испачканном сметаной пальто. Трещины на асфальте. Эмалированная табличка над подъездом. И то, что ждет его: холодный полумрак, щербатые ступени. Тусклая лампочка в проволочной сетке. Обитая коленкором дверь. Коммунальные соседи – Гендлины, Моргулисы, Шарашенидзе. Заваленная книгами берлога. Все то, что было. И все то, что будет. Все это составляло единственную, нужную, знакомую жизнь…
– Вы мне чрезвычайно симпатичны, – улыбнулся Красноперов, – но я тороплюсь. Заходите как-нибудь. Вон мои окна.
Пьяный не обиделся. Он сказал:
– Тогда я сделаю вот что. Я тебя поцелую.