— Я не позволю никому загубить это дело. А выгибоны некоторых командиров очень легко пресекаются.
— Каким образом? — поинтересовался Булавин.
— У меня есть полномочия, потребовать любого из вас отстранить от операции, как не отвечающего по своим морально-деловым качествам требованиям, необходимым для выполнения задания.
— И какие это качества?
— Непрофессионализм, неадекватное поведение и неустойчивое психическое состояние.
— Мне кажется, таких среди нас нет, — улыбнулся Булавин.
— Время покажет, — холодно произнесла Беленко. Когда лифт дошел до первого этажа, она приказала мужчинам, — выносите реактивы, — первая вышла из лифта. Булавин и Крутихин поставили канистры с реактивами у входа на склад.
— Это что, моноэтоламин? — Спросил Булавин химика.
— Да, моноэтоламин с водой. А вы откуда знаете? — она вскинула удивленный взгляд на мужчину?
— Я химик по образованию.
— У-у, прекрасно! — Беленко внимательно посмотрела на Булавина, затем оглянулась по сторонам.
— Странно, — удивленно произнесла она, — мы что, вчера забыли выключить здесь свет?
— Вы последние вчера отсюда выходили. Может, забыли выключить?
— Да нет. Я хорошо помню, что я выключала.
— Может кто-то из наших сюда приходил еще, — предположил Крутихин.
— Зачем? Ладно, сейчас некогда строить версии, идем работать.
Все зашли в небольшую большую комнату-раздевалку, по стенам которой стояли обычные лавочки, а у стены, смежной с дегазационной камерой, лавочки были с рундуками, как в железнодорожном вагоне.
— Значит так, товарищи офицеры, раздеваемся до нижнего белья, кладем свое белье на лавочки справа. А спецодежда, химзащита и противогазы лежат под этими лавочками, — она указала на железнодорожные скамьи, — берем их и одеваемся. Ульрих Романович, только сначала помогите мне повесить веревку посреди комнаты.
— Зачем? — удивился Булавин.
— Разделим комнату по гендерному признаку. На веревке я закреплю простынь. — Понял.
Когда посреди комнаты на высоте человеческого роста натянули веревку, а на ней прищепками закрепили простынь, Беленко велела мужчинам раздеваться. Офицеры быстро разделись до трусов, повернулись в сторону женской половины. Сквозь простынь увидели силуэт женской фигуры.
— А что, очень даже ничего…, — жарко прошептал Крутихин в ухо Булавину.
— Что, губу раскатило, капитан?
— Дык, я вроде, как мужик, Ульрих Романович, не старый еще…
— Забудь, — Булавин сурово резанул Крутихина взглядом, — хороша Маша, да не наша.
После того как Беленко облачилась в химзащиту, она вышла из-за простыни велела мужчинам тоже надеть защитные костюмы. Офицеры надели на себя холодную резину.
— Готовы? — Спросила женщина-химик. Получив положительный ответ, приказала, — надеть противогазы!
Все надели противогазы, направились в сторону склада с боеприпасами.
Глава VII
Подполковник Самойлов велел лейтенанту Иноземцеву быть готовым через тридцать минут, а сам вышел на свежий воздух, чтобы успокоиться. Он был раздражен. Перепалка в бункере по поводу распределения полномочных функций в группе ликвидаторов его разозлила. Хорошо, что он сдержался. Он давно взял за правило, никогда не показывать свои эмоции, особенно в своей среде. Гнев, страх, раздражение, любовь, привязанность к кому-либо — это все человеческие слабости, которые когда-нибудь могут сыграть против тебя. В любых ситуациях он старался сохранять самообладание. В характеристиках, которые составляли на него в военных учебных заведениях, всегда вставлялись эпитеты «хладнокровен», «уравновешен», «адекватен в стрессовых ситуациях», он этим гордился.
Нет, он не то чтобы претендовал на командование всеми и всем на этом Богом забытом острове, но самоуверенный тон майора Булавина действовал ему на нервы. Этот майор сразу ему не понравился. Какой-то приземленный: туалет, консервные банки. Пятьдесят три года, а дослужился только до майора. А мне тридцать восемь, и уже подполковник. Хотя понятно, этот служака прозябает на точках, в лесах, болотах. Ну что ж, кому-то надо и такую черновую работу делать. Но какой самоуверенный! И как разговаривает этот майоришка со мной, подполковником Генштаба. Ничего, и на тебя найду говнецо, мстительно подумал Арнольд Мстиславович.
Он надел модные антибликовые очки, засунул руки в карманы, зябко повел плечами. Ветер не сильный, но какой-то сырой и простреливающий. Не комфорт. И как люди живут в таких условиях годами?