Она изображает на лице виноватую улыбку, и продолжает прогулку.
Виктор Суриков (до инцидента – студент, одногрупник Сергея Нестерова)
-Будь быстрых зараженных больше, меня бы здесь не было. – Он крутит в пальцах опустевший бумажный стакан. – К счастью, когда мы рванули, они все разбежались в поисках новой добычи или уже были заняты другими жертвами. Мы нарвались лишь на жалкие остатки ужасной армии, разорвавшей военных. Я помню страшные рваные раны на теле одного из них. Он лежал в паре метров от того места, где пролегал наш путь. Его зеленый камуфляж почти весь пропитался кровью. Он сорвал с себя противогаз, и тяжело дыша, тупо смотрел в небо… Я до дрожи в коленках не хотел бы быть на его месте…
Виктор кривит рот и поднимает глаза на камеру, чувствуя, что слегка ушел от рассказа.
-И вот мы всё ещё бежим. Санек позади, что с ним происходит, я не вижу. Да и не до него мне. Там, где люди расталкивают друг друга и копошатся как хорьки в яме, чтобы пробраться к пункту эвакуации, зараженных стало особо много. Идут, чтобы человечиной поживиться. Так что мы с Серегой через каждый шаг их раскидываем. Хорошо ещё, что Даня вперед пробрался на место Санька. Но всё равно, зараженных просто до хрена. Меня тогда даже чуть не укусили. Хорошо хоть, вовремя плечо отдернул. Затем, когда чуть вперед пробежали, поспокойнее стало. Там мелюзга особо неторопливых расхватала и грызет их, так, что на нас ноль внимания. Остальные люди – кто куда. Одни через ограду перелезают, и по холму скатываются, другие сбоку толкаются, чтобы по дорожке спуститься, третие вообще в сторону поликлиники зачем-то пробираются. Мы до ограды добежали, и только тогда остановились. Руки расцепили и по сторонам оглядываемся. Радости никакой не было. То, что мы пробежали через зараженных, тогда это ничего не значило. До пункта эвакуации оставалось ещё как хромому до Гренландии. Я оборачиваюсь, вижу, Санек как американский футболист несется, детей расшвыривая. Улыбается, и на самом ни царапины. А за его спиной…
Он поднимает руку к вискам и сжимает губы, пытаясь подобрать нужную фразу.
-…кровавая баня. Мясорубка. Настоящее побоище. Весь асфальт в крови. По нему ползают плачущие люди, держась за кровоточащие раны. Некоторые отбиваются от бледных детей, рвущих их плоть зубами. Воздух наполнен криками и мольбами о помощи. Вот только тогда до меня стало доходить, от чего нас собирались эвакуировать. Был ли это массовый психоз, или эпидемия бешенства, нас нужно было спасать. Я так и стоял, глядя на творящееся безумие. С лица Санька исчезла улыбка, и он тоже обернулся. Сзади подошли остальные. Мы видели ад, через который прошли, со стороны. И он был ужасен. Я помню, как Данила сзади тихо прошептал: «Это долбанный зомби-апокалипсис»…
Георгий Вагнер (журналист – писатель)
Он сдержано смеется, прикрывая рот рукой.
-Зомби-апокалипсис… Это понятие порождено массовой культурой на заре двадцатого века. Первые предпосылки к нему были изложены в романе Ричарда Мэтисона «Я - легенда», написанном в 1954 году. Правда речь в нем шла не о ходячих мертвецах, которых ныне и принято называть «зомби», а вампирах. Но тем не менее обстановка схожа. Затем, через 20 лет Джордж Ромеро снимает фильм «Ночь живых мертвецов», и идея зомби-апокалипсиса начинает набирать свои обороты. Суть данного понятия заключается в следующем: вирус, магия или божья воля превращают людей в кровожадных мертвецов, питающихся человеческой плотью и передающих свою болезнь или проклятье через укус. Все подавляющие властные структуры вынуждены отступать под натиском армии зомби, и, в конечном итоге, мир лежит в руинах. Сюжеты всех фильмов, книг или компьютерных игр на данную тему заключались в истории выживания человека в окружении живых мертвецов. И так, ответьте мне, разве то, что случилось, не является зомби-апокалипсисом? Даже пускай таким локальным и подавляемым. Это безумная шутка Господа Бога.
Георгий вновь смеется.
-Его смачный плевок в лицо всем горделивым ученым мужам и подарок одержимым параноикам…
Юлия Наумова (до инцидента – студентка, одногрупница Сергея)
-Добравшись до конца дороги, мы распустили руки. Зараженные были на расстоянии десяти метров, а это уже была желанная передышка. Я первым делом подошла к ограде и посмотрела вниз, на берег реки, где должен был располагаться пункт эвакуации. И он там действительно был: наскоро сооруженное ограждение, пара вертолетов, военные палатки, и огромное количество людей. Они не были сбиты в кучу, но тянулись со всех сторон. Кто-то даже переплывал реку. Но ещё там, внизу были зараженные. И их было очень много. Если один из них хватал человека и начинал его грызть, остальные люди даже не пытались помочь. Они просто оббегали его на расстоянии. Внизу царил полный беспорядок. Все разом рвались в вертолеты, давя собой военных, снося ограждения. То тут, то там на склоне появлялись неровные фигуры зараженных, бредущих за своей жертвой. Один вертолет взлетел сразу же, как только люди прорвали ограждения. Они крушили палатки. Военные стреляли в воздух, но это не помогало. За считанные секунды второй вертолет оказался облеплен толкающимися людьми. Меня ужасало не столько то, что там, где мы искали спасение от зараженных, оказались сами зараженные. Меня ужасало, то, что люди в панике стали безумными монстрами и просто разрушили наше спасение. Но их нельзя было винить…
Егор Дьяченко (старший лейтенант ОМСН, во время инцидента - участник спасательных операций)
Егор смотрит в пол. Руки лежат на подлокотниках. Когда он начинает тихо говорить, губы едва заметно шевелятся.
-Я много чего в своей жизни видел. Мы и наркоманские притоны брали с полуживыми детьми, гибнущими от побоев и анарексии, и подпольные бордели с кровожадными извращениями. Я видел человеческую жестокость и на что она способна. Но то, во что превращает человека страх… это не уступает ни одному маньяку.
Он поднимает голову и отводит взгляд в сторону, подперев кулаком подбородок.
-Значит, когда в толпе появились зараженные, люди просто посходили с ума. Те, которые были далеко от нашего пункта, ещё пытались куда-то убежать. А стоящие поблизости, практически занявшие очередь, не хотели так просто отказываться от эвакуации в общей панике. Они стали растаскивать решетки ограждения. На наши просьбы угомониться не обращали никакого внимания. А когда мы, значит, пытались их утихомирить силой, кидались на нас с кулаками, просто давя нас количеством. Из спасителей мы стали врагами. Я, слава Богу, был отделен от беснующейся толпы несколькими зараженными, к которым просто не хотели приближаться. Но остальные уже не могли сдерживать натиск гражданских. Из палаток даже повыходили ученые, тоже пытаясь угомонить толпу. Майор в мегафон матерился…
Егор чешет нос, думая над следующей репликой.
-Нас просто смели. Как детей. Мы пятились к вертолетам, отбиваясь от толпы, видевшей в нас помеху к спасению. Не знаю, сколько лиц я тогда разбил. А потом раздались выстрелы. Я не видел кто стрелял, но судя по крикам, стреляли в людей. Прямое нарушение приказа. Кто-то просто сорвался. Были крики, вопли. И толпа как будто притихла, но тут же навалилась на нас с удвоенной силой. Люди сметали палатки, валили военных на землю и били кулаками по лицу, пока стекла противогаза не превращались в кровавую крошку. Было понятно, что всё вышло из-под контроля, и тогда майор скомандовал отступать. Одна вертушка сразу взлетела. Пока мы держали толпу, во вторую догрузились ученые с теми, кто был в палатках, и она тоже поднялась в воздух. В третей, значит, оставалось ещё пара мест.
Егор впервые за все время интервью поднимает взгляд на камеру.
-Я не хочу оправдываться, и не буду. Бог мне судья, если солгал или слукавил, но в вертушку меня практически запихнули, когда она уже оторвалась от земли. Я бы ни на миг не замешкался, если бы мне предложили остаться… Меня просто положили на пол, а люди, сидевшие внутри, схватились за мою одежду, чтобы я не выпал. Мне оставалось только смотреть в потолок через запотевшее стекло противогаза, осознавая, что где-то там, внизу, погибали мои товарищи. Не от рук врагов. И даже не от укусов скрюченых. Их убивали свои. Разъяренные, сведенные с ума страхом…