Так они вновь свиделись с родителями, женами и детьми, которым уже отправили предсмертные завещания.
Двадцатого числа пятого месяца Южное ведомство разослало уведомления всем девятерым явиться в час Змеи, а если у кого есть отцы или сыновья, то получасом позже прибыть и им. Когда все были в сборе, помощник старейшины объявил им решение, принятое Советом чиновников Государственного надзора. Первое: лишить рисового пайка, сослать на Запад, к реке Ватаригава; выданную в Сакаи самурайскую одежду и холодное оружие оставить владельцам. Второе: родных сыновей ссыльных взять на службу, назначив содержание на двоих и жалованье в четыре коку. Третье: тем, у кого нет родных сыновей, выплачивать на месте ссылки пособие в размере содержания на двоих; выдачу произвести из амбара деревни Хатанака.
*Час Змеи — десять часов утра.*
Обсудив между собою это решение, девять помилованных поручили Хасидзуме высказаться от их имени.
— Мы шли на смерть, — сказал он, — по требованию француза и во имя отечества. К нам отнеслись как к самураям, дали разрешение на харакири. Когда же француз попросил о нашем помиловании, харакири отменили. Но мы-то ни в чем не виноваты. Почему же с нами обходятся так, будто мы не самураи? За что нас ссылают?
Чиновник Государственного надзора казался несколько озадаченным.
— Ваше недоумение понятно, — ответил он. — Но в данном случае ссылка рассматривается как искупление, прирав-
222
ненное к мукам одиннадцати, успевших покончить с собой. Придется вам с этим смириться.
Девять помилованных невесело улыбнулись.
— Смерть товарищей печалит нас денно и нощно. Если же ссылка приравнивается к их мукам, спорить не станем. Мы повинуемся.
И все девять отправились в ссылку. Их внешний вид — ритуальные шаровары, меч у пояса — был для такого случая несколько необычен. После длительного затворничества они заметно ослабели. До деревни Аса-курамура уезда Тоса дошли пешком, но дальше попросили носилки.
Местом их поселения стала деревня Нютамура в уезде Хата. Староста деревни Угаю Носин разместил их поодиночке в крестьянских домах. Но спустя несколько дней восемь человек поселились вместе в пустующем жилище. Девятого, Ёкоту, взял к себе родственник, настоятель храма Синсэйдзи секты Хоккэ, в деревню Ариокамура, расположенную в трех ри.
Девять помилованных заказали в Синсэйдзи молебен за упокой одиннадцати товарищей, принявших смерть в храме Мёкокудзи. На другой же день по прибытии на место нового поселения они принялись за дело — стали обучать местных жителей грамоте и военному ремеслу. Такэути читал с ними «Четверокнижие», Дои и Такэути учили владеть мечом.
*«Четверокнижие» — основные книги конфуцианского канона.*
С начала лета и до самой осени в деревне Нютамура свирепствовала эпидемия. В августе заболели трое новых поселенцев — Каватани, Ёкота, Дои. Выхаживать Дои приехала жена, добравшаяся сюда за сутки из селения Ясу уезда Кагами. К Ёкоте пришел девятилетний сын Цунэдзиро. Один, пешком, поспешил он за тридцать ри на помощь отцу. Мать его была совсем немощна. Эти двое постепенно стали поправляться. Скончался только Каватани — четвертого числа девятого месяца. Ему было в то время двадцать шесть лет.
Семнадцатого числа одиннадцатого месяца поступил приказ явиться к чиновнику Государственного надзора всем девятерым во главе с Хасидзумэ, хотя в живых оставалось только восемь. Отслужив молебен на могиле Каватани, остав-
223
шиеся восемь покинули деревню Нютамура и двадцать седьмого прибыли в Коти. В военном ведомстве каждый получил письменное уведомление:
«В знаменательный день восшествия на престол императора Мэйдзи даруется желанное возвращение на родину. Солдатам надлежит вернуться к своим отцам и продолжать их дело».
Правда, самурайских привилегий для них больше не существовало.
Княжество Тоса воздвигло в храме Мёкокудзи одиннадцать памятных обелисков из камня. И на тесаных камнях хранятся девять опрокинутых гробов — в память о тех, кто готов был лечь, но не лег в них. Одиннадцать каменных обелисков в Сакаи называют скорбными, а девять гробов — возвращенными. Паломничество к этим реликвиям не иссякает.