— Ты так считаешь? — усмехнулся Чарли.
— Да.
— Хотел бы я в это верить.
— Не сомневайся.
Они замолчали. Лес был безмолвным; казалось, безмолвие заполняет всю землю.
— Есть хочешь? — спросила Бетти. Она успела схватить пакет с хлебом и мясом, когда они убегали от костра, и теперь протягивала ему еду.
— А ты?
— Нет, это для тебя, я поем, когда вернусь домой.
— А когда ты уйдешь?
— Скоро. Сегодня ночью у нас встреча насчет взрыва плотины, — сказала она.
— А зачем вам это нужно?
— Что «это»?
— Взрывать плотину. Они же все равно построят другую.
— Это как восклицательный знак, знак нашего протеста. Взрыв заставит электрическую компанию и местные власти прислушаться к нам. Пора понять, что мы не шутим. Им придется созывать совещание в столице штата Мэдисон. И мы расскажем всем, какой была жизнь до того, как они перекрыли воды реки Духов и затопили эти земли.
— А как вы жили до этого? — спросил Чарли.
Она ответила не сразу, а посмотрела вдаль, туда, где над деревьями светила в небе луна. А потом тихо — тихо — ее голос лился как вода в ручейке — начала свой рассказ:
— Я, конечно, не могла видеть этого. И родители не видели. Но мой дед жил в то время, и твой тоже. Многие из наших стариков еще помнят эти времена. Может, они и приукрасили свои воспоминания, но послушаешь, какая была раньше жизнь, — рай земной.
Она замолчала, и Чарли спросил:
— Но правда ли все это? Был ли на самом деле этот рай земной?
— Может, и не рай. Но вокруг была красота, и всего было вдоволь. Когда вода у плотины поднялась, она затопила лучшие земли. Двадцать тысяч акров самой плодородной земли. Говорят, раньше капуста здесь вырастала величиной с корзину, а репа — с человеческую голову; высокий мужчина в те времена не мог дотянуться до верхушки кукурузы, а початки были величиной с целую руку. Все работали на земле; в прибрежном иле рос дикий рис — столько, что нам и не снилось. А по склонам холмов — деревья, и было их такое множество, что древесины хватало всем и на все. И так плодородна была эта земля, что она досыта кормила и зверей и птиц. Куропаток здесь было полным — полно — их заготовляли впрок целыми бочками. Никто не голодал. Индейцы жили тогда как люди. Соблюдали обычаи. И… — Она остановилась и вздохнула.
— Правда как в раю, — взволнованно сказал Чарли.
— А главное, — продолжала она, — белые здесь почти никогда не появлялись, а если и появлялись, то очень редко. Резервация была не их землей. Им запрещалось охотиться или ловить рыбу в этих местах; они даже не имели права покупать у индейцев дичь или рыбу.
— Скорее бы взорвать эту плотину! — сказал Чарли.
— Если ее и взорвут, должны пройти годы, прежде чем солнце осушит землю и она снова оживет и будет давать людям такое изобилие.
— Но это же будет? — Чарли словно умолял ее сделать все, чтобы так оно и было.
— Может, и будет когда-нибудь, — сказала она с улыбкой, — и тогда индейцам не придется больше танцевать для туристов, не надо будет перекупать японские побрякушки, стирать с них клеймо «Сделано в Японии» и выдавать белым за индейские сувениры. Обочины дорог не будут завалены пустыми банками из-под пива, бутылками из-под виски — может, тогда у индейцев появится надежда.
Чарли закрыл глаза и откинулся на спину.
— Хотел бы я дожить до тех времен и поселиться здесь.
— Это было бы замечательно, — сказала она.
— И тогда мы могли бы завести себе корову, свинью и посадить огород.
Она перебила его.
— «Мы»?
Чарли и не заметил, как выпалил это. Он рассмеялся неожиданно, но без смущения.
— Ну, ты могла бы держать корову, и я бы мог держать корову, ты могла бы посадить огород, и я бы мог.
— Но на самом деле ничего этого нет, — сказала она и подняла руку, — поэтому можно говорить «мы», «у нас» — ведь это только мечта.
Они рассмеялись, тихо, естественно, как шелестели вверху листья, как журчала бегущая по камням вода.
Помолчали немного, и Чарли спросил:
— Послушай, как ты, девушка, так глубоко понимаешь все это?
— Очень просто, — сказала Бетти. — когда я жила в Сейуарде, я печатала на машинке. Надо же было кому-то делать это — печатать петиции, письма штатным властям, конгрессу, бюро по делам индейцев, в газету… Никто, кроме меня, не умел печатать. Постепенно я стала вникать во все индейские дела, и в конце концов поняла; если наши не сделают решительного шага, электрическая компания продлит договор на аренду плотины еще на пятьдесят лет, и тогда я предложила взорвать ее.