— Переждем, пока стемнеет, — сказала Бетти.
И тут он впервые заметил вход в пещеру — туда мог протиснуться лишь олененок, но когда им удалось проникнуть внутрь, они оказались в большой каменной комнате.
В середине бил небольшой ключ. Тонкая струйка воды стекала вниз по узкому желобку в камни. За долгие годы вода прочертила свой путь в песке и в скальной породе.
— Ну как? — спросила Бетти.
— Не верю собственным глазам.
— Я играла здесь еще ребенком.
— Как в сказке.
— Здесь нас никто не найдет, — сказала девушка.
Глава 14
В пещере было прохладно. Чарли растянулся на песке. Бетти сняла с его ног тряпки, намочила их в прохладной ключевой воде и снова намотала ему на ноги.
— Много лет назад здесь жили индейцы нашего племени, — сказала она, потом поднялась и зачерпнула горсть песка. — Посмотри. — Она перебирала пальцами песок, лежавший на ладони.
— Видишь мелкие осколки черепков, совсем крохотные; образцы побольше и получше собрали и отправили в Милуоки, в музей.
Девушка увидела, что Чарли не может различить мелких осколков. Тогда она выбрала из песка один из них и протянула ему. Осколок был размером с ноготок, твердый и гладкий.
— Что же мы будем делать? — наконец спросил он.
— Дождемся темноты и пойдем дальше. Надо добраться до места, где можно получить помощь и еду. А потом будем действовать по обстоятельствам.
— Ты понимаешь, что стала соучастницей преступника? — спросил он.
— Понимаю.
— Зачем тебе это?
— Должен же кто-то помочь тебе. И вообще, разве мы не должны помогать друг другу?
— Но если тебя поймают, посадят в тюрьму.
— Меня все равно посадят.
— Почему ты так думаешь?
— А потому, что мы собираемся взорвать плотину.
— Но не одна же ты, — сказал он и привстал.
— Мы все.
Он посмотрел ей прямо в глаза и опустил голову. От его взгляда не ускользнула мягкая выпуклость ее груди под красной блузкой.
— Но тебя же могут обидеть, — сказал он.
— Меня уже обижали. Не раз. Разом больше — ничего не меняет.
— Расскажи, как это было, — попросил он.
— Сам знаешь, как это бывает. Всю жизнь, кроме тех четырех лет, когда я уезжала на учебу, я жила впроголодь.
— Но ты прожила хотя бы четыре хороших года.
— Да что ты, это было ужасное время.
— Почему ужасное?
— Лучше не вспоминать.
— Это ты про белых парней?
Она кивнула.
— Они что: дразнили тебя «скво»?
— Нет, дразнили девчонки. Мальчишки считали каждую индианку продажной.
— И как же ты отвечала им?
— Я с ними не связывалась. Отсиживалась у себя в комнате. Встречала их только на лекциях.
— А как ты туда попала?
— Получила стипендию для индейцев. Сначала я хотела стать учительницей, преподавать историю, но потом передумала, когда узнала, что в учебниках только и говорится, что о славном продвижении американских поселенцев на Запад. И ни слова о захвате индейских земель, о том, как белые американцы убивали, насиловали, пытали индейских женщин и детей…
— И ты бросила историю? — спросил он.
— Нет, но ни в одном учебнике я не прочла о том, как белые американцы истребляли наши племена. Ни слова о нарушенных обещаниях, о мародерстве, о массовых убийствах. Если бы не книга «Схорони мое сердце в Вундед — Ни», написанная Брауном, люди никогда бы не узнали о зверствах, насилиях и жадности белых поселенцев.
— Вот об этом ты бы и рассказала своим ученикам, — сказал он.
Бетти рассмеялась.
— И в ту же секунду меня бы уволили. Да и вообще мне так надоели эти белые, что я решила вернуться в резервацию. Пусть здесь живешь впроголодь, все лучше, чем постоянные унижения. По крайней мере, здесь меня считают человеком.
Чарли молчал. Он сгреб горсть песка и растирал его между ладонями.
— Понимаю, — наконец вымолвил он.
И он рассказал ей о рабочих, которые сортировали кости индейцев. И о том, как во втором классе учительница вызвала его к доске: «А ну-ка, Чарли, покажи нам танец индейских воинов».
Он рассказал ей о том, как белые унижали его, как прозвища вроде Прыгающая Корова или Ползучая Змея, сначала данные в шутку, превращались потом в оскорбления.