Выбрать главу

— Неудивительно, — заметила мисс Ходжес. — И ты тоже боишься, Лоретта. Я же вижу. Такое впечатление, что вы с Вильямом ухватили за хвост тигра, а теперь ищите того, кто бы помог вам с ним справиться.

— За хвост тигра?

— Ну да. То, что вам двоим не под силу.

— Да, мэм.

— Тебе, ей — богу, надо оставить эту привычку, — сказала мисс Ходжес. — Иначе ты и в сорок лет будешь всюду вставлять свое «мэм». — Учительница глубоко вдохнула и выдохнула с легким стоном. — Ну ладно, насколько я понимаю, бывают привычки и похуже. Так когда ты хочешь, чтобы я к вам пришла?

— Сегодня, мисс Ходжес. Сразу же после школы.

— Что? Сегодня? — недовольно переспросила мисс Ходжес, снова посмотрев на часы. — Да понимаешь ли ты, что сегодня я никак не могу! Я иду на обед к своей подруге! После обеда я должна навестить в больнице маму, а вернувшись домой, проверить сто двадцать тетрадей. Боюсь, что мне всю ночь придется над ними сидеть.

— Да, мэм, — вяло ответила Лоретта и направилась к двери.

— Лоретта! Хорошо, я подумаю. Честное слово. И как-нибудь зайду к вам. Но вряд ли мне это удастся сегодня.

Лоретта даже не потрудилась оглянуться или сказать «до свидания». Следующие полтора часа она провела, сидя на невысокой стене напротив школы и глядя в пустоту.

Вывеска была готова. Сверкающие золотые буквы сообщали: «Радостная печатная мастерская. Вм. Хокинз, влад.».

Но Кэлвин, добавлявший последние штрихи к своему творению, выглядел озабоченным.

— Ну, как тебе? — спросил он у Лоретты.

— Очень красиво, Кэлвин. Но…

Кэлвин отшвырнул бутылку с краской; из нее вытек золотой ручеек и медленно пополз по тротуару к сточному желобу.

— Так и знал! — закричал Кэлвин. — Ничего не выходит. Новые буквы не подходят к старым. Ты ведь об этом?

— Нет, не об этом, — спокойно ответила Лоретта. Она наклонилась, подняла с тротуара бутылку и протянула ее Кэлвину. — На, возьми, пока все не пролилось.

У тебя получились чудесные буквы, Кэлвин. Я просто хотела сказать: жаль, что Вильям не разрешил нам написать «Радостный клуб и печатная мастерская».

— Ах вот как! — Кэлвин еще несколько мгновений хмурил брови, потом из-за туч проглянула его застенчивая улыбка. — Ну, раз ты считаешь, что они ничего…

Лоретта не понимала, почему ее мнение так важно для него, но ей было приятно.

— Я считаю, что они замечательные, Кэлвин.

— Может быть, он мне и стены разрешит расписать, — тут же предположил Кэлвин. — Есть у меня одна задумка. Я вот тут набросал эскизец из истории печатного дела.

Лоретта боялась случайным словом расстроить этого странного, впечатлительного паренька.

— Может быть, и разрешит, когда увидит, как ты хорошо сделал ему витрину. Но он, наверно, сейчас так занят, что ему не до этого.

— Боюсь, ты права. Ему действительно сейчас достается от всей этой кодлы и учителей.

— Учителей? Каких учителей?!

— Они тебя, между прочим, искали. Говорят, ты просила их прийти.

Лоретта хотела попросить Кэлвина, чтобы он вместе с ней зашел в мастерскую, но тот снова повернулся к вывеске и свирепо на нее уставился. Никуда он отсюда не уйдет, пока не удовлетворится своей работой, поняла Лоретта и одна вошла внутрь.

В дальней комнате был бедлам, однако маленькая мисс Ходжес утихомиривала ребят, призывая их к порядку, так, как она это делала в классе. Несколько раз хлопнув в ладоши, дабы привлечь к себе внимание, она объявила:

— Я здесь только потому, что один из вас попросил меня прийти. Но если я вам мешаю, я могу уйти.

— Вот и чудесно, — грубо ответил ей Фесс. Кое-кто одобрительно свистнул, а Джетро вставил:

— Хватит с нас за день учителей — нагляделись.

— Я прекрасно вас понимаю, — с натянутой улыбкой продолжала мисс Ходжес. — В конце концов, это ваше мероприятие, и я не собираюсь в него вмешиваться. Я хочу лишь посидеть и послушать.

— А чего, если посидеть — пусть посидит, — неуверенно произнес Улисс.

— Спасибо, — поблагодарила его мисс Ходжес. — Но у меня к вам есть одно предложение. Почему бы нам не перенести обсуждение газеты на второй этаж, чтобы не мешать Вильяму работать?

— Но станок-то здесь, внизу, — возразил кто-то.

— Полагаю, что сегодня он вам не понадобится, — ответила мисс Ходжес. — Насколько я понимаю, вы пока в самой начальной стадии.

— Кто это вам все сказал? — подозрительно покосился на нее Фесс.

Лоретта затаила дыхание, до тех пор, пока мисс Ходжес не ответила:

— Один из членов вашей группы. Если вы мне позволите, я, пожалуй, не назову его имени.

— Слушайте, друзья, — заговорил Вильям. — Будет чертовски мило с вашей стороны, если вы уйдете наверх, как она сказала. У меня здесь и так мало места, а с вашим собранием мне ни одна мысль в голову не лезет.

— Значит так, парни, — снова взял бразды правления Фесс. — Собрание переносим на второй этаж. Она может пойти с нами, если хочет. Хотя я и не собирался подпускать женщин к этому делу.

— Он смерил Лоретту тяжелым взглядом. — Могу поспорить, что это кто-то из баб пригласил ее сюда.

— Еще одно сообщение, — не обращая внимания на его реплику, объявила мисс Ходжес. — Если кто-нибудь из вас хочет петь, у рояля вас ожидает мистер Лючитано. Он любезно согласился прийти сюда вместе со мной.

Мальчишки устремились к лестнице. Вслед за ребятами проходя мимо Лоретты, мисс Ходжес подмигнула ей и шепнула:

— Я решила, что это важнее моего приглашения на обед.

Лоретта хотела догнать учительницу и поблагодарить ее, но не желала, чтобы Фесс таким путем получил подтверждение своей догадке — не сейчас, во всяком случае. По непонятной причине, она несколько опасалась этого парня. Может быть, потому, что он постоянно критиковал Лоретту и намекал ей на то, что она не соответствует его критериям.

Прежде чем попытаться защитить себя, Лоретте хотелось по крайней мере выяснить, что же это были за критерии.

Звуки музыки привлекли Лоретту в залу. За пианино сидел молодой мужчина с оливкового

цвета кожей и густой копной волнистых черных волос. Лишь через минуту Лоретта узнала в нем учителя музыки из «Южной средней». Мистер Лючитано играл ровно, легко и профессионально; пианино у него звучало намного лучше, чем у Лоретты. И в то же время Лоретте не хотелось бы играть так, как он. Его игре чего-то не хватало, но чего — Лоретта не могла понять.

Впрочем, его музыки оказалось достаточно, чтобы переманить некоторых мальчишек со второго этажа на первый. Сначала появился Джетро, следом за ним — Фрэнк и Дэвид и чуть позже — Улисс.

— Музыка мне светит больше, чем писанина, — объяснил Джетро. — Особенно когда вокруг англичанки. Ну, чего споем, дядя? Про «Русую Дженни»?

Мистер Лючитано не заметил издевки в голосе Джетро.

— Пожалуйста, если хотите, — совершенно серьезно ответил он.

— Господи, спаси и помилуй! — простонал Джетро, когда мистер Лючитано заиграл вступительные аккорды к «Дженни».

Учитель перестал играть и повернулся к мальчишкам, которые корчились от смеха за его спиной.

— Тогда давайте все, что хотите, — простодушно предложил мистер Лючитано, но Джетро лишился дара речи и лишь дергался из стороны в сторону, привстав на носках.

Учитель музыки повернулся к Фрэнку и Дэвиду:

Мальчики, у вас есть какие-нибудь предложения?

Но «мальчики» тупо смотрели на него и молчали до тех пор, пока в дверях не показался Кэлвин; очевидно, он удовлетворился-таки своей вывеской.

Из дальней комнаты выглянул Вильям:

— Эй, куда же подевались все мои помощники? Я вовсе не собирался выгонять всех. Мне надо, чтобы кто-нибудь помог мне напечатать меню.

— Ваш покорный слуга, — тут же откликнулся Кэлвин, метнув яростный взгляд в сторону Лоретты. — Другие могут хоть целый день торчать у пианино — пожалуйста! Но не я! Я собираюсь кое — чему поучиться.

Боже мой, опять он сердитый, подумала Лоретта, когда Кэлвин исчез в маленькой комнате. Несмотря на свою озабоченность, Лоретта была счастлива. Час назад она и войти-то сюда боялась, но теперь ей хотелось быть в трех местах одновременно: наверху — с мисс Ходжес, внизу — с певцами и в маленькой комнате — с Вильямом и этим странным, агрессивным новеньким. Окончательное решение Лоретты — остаться на прежнем месте — не было продиктовано ее любовью к музыке. С певцами она осталась потому, что наверху ей пришлось бы бороться со своим страхом к Фессу, а в дальней комнате у нее мог случиться приступ стеснительности, который Вильям тут же использовал бы для новых нападок на сестру.