Австрийский американист Мартин Гузинде, миссионер и представитель реакционной, так называемой культурно-исторической школы в этнографии, долгие годы проведший среди самых отсталых индейских племен Огненной Земли, предложил, например, в целях решения индейской проблемы выселить этих индейцев на несколько необитаемых островов (в своем меморандуме чилийскому правительству он писал, что они «все равно непригодны для продуктивного ведения хозяйства»). Вокруг этих «индейских» островов он полагал воздвигнуть искусственные преграды, чтобы к ним не могли подходить суда. Всем белым, кроме американистов, доступ на эти острова должен быть воспрещен под страхом смерти. Согласно этому «индигенистскому» проекту, индейцы были бы полностью изолированы от остального мира и могли бы жить по обычаям своих неолитических предков, так что американисты, единомышленники Гузинде (которым был бы разрешен доступ в этот «заповедник»), получили бы возможность наблюдать поистине уникальное явление. Это решение превратило бы индейца в некий пассивный музейный объект научного познания; ведь эти «человеческие резервации» ничем бы не отличались от уже существующих заповедников, в которых, например в восточной Африке, сохраняются вымирающие экзотические животные.
Многие деятели, нередко из кругов, близких официальному индигенизму, занимают в корне противоположную позицию. Они предполагают, что радикальное улучшение условий жизни индейцев приведет к их полной ассимиляции белыми. Сторонникам этого взгляда еще в своих «Семи очерках» ответил Мариатеги: «Ожидать эмансипации индейцев как следствия активного (стимулируемого) смешения индейцев с белыми переселенцами было бы антинаучной социологической наивностью. Наивностью, в лучшем случае достойной примитивного мышления импортеров метисных пород баранов… Азиатские народы, ни в чем не превосходящие индейский народ, прекрасно освоили важнейшие динамические и творческие элементы западной культуры, не восприняв при этом европейской крови».
В другом месте своей классической работы Мариатеги выдвигает два основных требования к решению индейской проблемы: «Индейскую проблему необходимо решать на социальной основе - и решать самим индейцам». Там, где индейцы начинают уже объединяться в своей борьбе с интернациональным социалистическим движением, там перед ними открываются реальные перспективы такого решения. Но и сами индейцы, как и креольские индигенисты, находят десятки иной раз чрезвычайно своеобразных путей решения этой проблемы. Прежде всего остановимся на вопросе, как некогда говорилось, «расовой чистоты». Подобно некоторым индигенистам, многие индейские племена единственную возможность самосохранения видели в абсолютной «расовой чистоте». Поэтому они чрезвычайно упорно противились какому бы то ни было общению с белыми. Своего рода аналогией попыток индейцев сохранить «расовую чистоту» является убеждение, что современная индейская культура (а вместе с ней и вообще возрождение индейского образа жизни) может возникнуть лишь на почве чисто индейских (доколумбовых) традиций. Это, казалось бы, патриотическое убеждение не имеет реальной основы. Латиноамериканские индейцы подчас находили и еще более своеобразные пути «решения» индейской проблемы. Так, например, они искали единственную надежду в различных религиозных мессианских движениях, подобных широко распространенной Пляске духа североамериканских индейцев.
Одним из примеров таких движений могут послужить хотя бы беспорядки, которые произошли в 1867 году в племени чамула в мексиканском штате Чиапас. У чамулов появилась молодая девушка Чечеб, которая создала собственное религиозное учение, объединявшее чамульские религиозные представления с христианскими. Учение Чечеб нашло широкий отклик. Индейцы провозгласили провозвестницу учения живой святой своей хилиастической веры. Однако по понятиям Чечеб новая религия нуждалась и в собственном Христе. И она повелела распять своего племянника, а когда тот умер на кресте, провозгласила его «Иисусом Христом индейской расы». Это фанатическое движение, вызвавшее многочисленные антиправительственные беспорядки, было с большим трудом подавлено мексиканскими войсками.
Вернемся теперь к теме революции. История революционного движения в Индейско-иберийской Америке не оканчивается тремя ступенями - боливийской, гватемальской и в довоенные годы мексиканской. Вратами в подлинно человеческую, полнокровную жизнь стала только четвертая ступень. Эту роль сыграла Куба - кубинская революция. Для индейцев она открыла самый притягательный из всех американских образцов общественный строй, социалистический путь - единственный из возможных путей. Она была первой революцией в Латинской Америке, которая сумела коренным образом разрешить центральную проблему латиноамериканских трудящихся масс - проблему земельного голода. Она отняла землю у латифундистов и отдала ее народу. Осуществив коренную аграрную реформу, кубинская революция сделалась знаменем, надеждой всей трудящейся Америки - и индейцев. И эта революция, в короткий срок излечившая столько недугов, обременявших и до сих пор обременяющих страны и народы Индейско-иберийской Америки, провозгласила себя революцией социалистической. Слава о Кубе и о социализме, несущем с собой справедливость, распространилась по всей Америке. Индейцам приходится задуматься: кто вернул кубинскому народу землю, которую у него до этого только отнимали? Кто вернул ему честь и свободу? Справедливая революция, социализм. Кто, следовательно, и индейцу даст землю, свободу и честь? И они отвечают себе: следуй примеру Кубы, наша надежда - социализм.
Индейцев привлекает не только замечательное разрешение аграрной проблемы, но и другие деяния кубинской революции. Их восхищает необычайно быстрая ликвидация на Кубе неграмотности и особенно решение «расовой проблемы». На Кубе мало индейцев, но там живут негры, белые, китайцы, метисы. И у всех у них теперь равные права, одинаковые обязанности. Революция на Кубе полностью искоренила и существовавшую ранее негласную расовую дискриминацию в социальной сфере. Американский журнал «Лайф» опубликовал в 1961 году большую статью о жизни перуанских индейцев в высокогорной андской долине, отрезанной от всего мира. Автор рассказывает об индейцах-горцах, жизнь которых не изменилась со времени появления первых испанцев. Не изменился и владелец долины. Вся земля в этой долине, где расположено несколько кечуанских деревень, принадлежит одному креольскому латифундисту, прямому потомку давнего энкомендэро. Индейцы никогда его не видели: хозяин живет в городе и всеми делами вместо него ведает управляющий имением. Американский журналист говорит далее, что эти индейцы, живущие в изоляции, ничего не знают о мире и не могут произнести по-испански ни одной фразы. Но одну фразу, один испанский лозунг знают все индейцы забытой долины. Лозунг этот - «A la Cubana!» - «По кубински!». Заканчивая свою статью, американский журналист спрашивает: «Неужели и индейцы пойдут кубинским путем?» Да, пойдут. Обязательно пойдут. Ибо этот путь - их великая надежда, единственная надежда.
В 60-е годы многие принципы кубинской революции воспринимает следующее весьма значительное латиноамериканское правительство, на этот раз пришедшее к власти мирным путем, в результате парламентских выборов. Правительство Народного единства (Undidad Popular) в Чили, стране, тоже имеющей весьма многочисленное индейское население, состоящее главным образом из членов некогда воинственной группы арауканов (мапуче), тех самых мапуче, «Ахиллов Америки», о которых мы уже знаем. Каковы, собственно, были судьбы чилийских индейцев после того, как в конце XIX века они все же отказались от суверенитета в пользу Чили? В соответствии с принятым законом для них было создано свыше 3 000 «резерваций», где под охраной правительства они, казалось бы, могли жить по-прежнему, в духе своих представлений. Договор, подписанный в конце XIX столетия, обещал каждой арауканской семье по 6 гектаров земли. Но годы шли, мапуче теряли все больше земель и таким образом тоже становились бесправными полурабами, батраками на чужих латифундиях. Первая половина XX века довела этих «Ахиллов Америки» до глубокого социального и культурного кризиса, из которого вроде бы уже не было выхода. Но затем и перед этими индейцами засветилась надежда. Надежда, носящая имя Undidad Popular. Правительство президента Сальвадора Альенде в самом начале своей деятельности недвусмысленно провозгласило, что хочет возместить весь урон, нанесенный коренному населению Чили. И, не ограничиваясь словами, быстро осуществило обширную земельную реформу, разделив при этом и сотни латифундий, созданных на земле, некогда отнятой асендадо у арауканов. Чилийские индейцы должны были не только получить назад все земли, которых они лишились за годы жизни под властью республики. Undidad Popular было первым правительством на Американском континенте, которое хотело вернуть арауканам и земли, отобранные у них во времена конкисты! Аграрный вопрос - одна из главных составных частей индейской проблемы. Но не единственная. Поэтому Сальвадор Альенде был первым чилийским президентом, который пригласил в правительственный дворец представителей арауканов и предложил им сотрудничать с Undidad Popular при выработке законодательных основ для создания условий, способствующих устранению всех остальных «болезней», от которых страдают чилийские индейцы. Такой законодательный проект был затем общими усилиями правительства Народного единства и представителей арауканов действительно разработан. В нем заново выдвигалось требование возврата всех когда-либо отнятых у арауканов земель. Далее закон предусматривал поддержку эффективных методов земледелия путем внедрения в него современной сельскохозяйственной техники. Закон также исходил из того, что индейские общины и сельскохозяйственные кооперативы, которые будут созданы в Араукании, должны будут получить от правительства Народного единства значительные кредиты. В культурной области планировалось создание на арауканской территории сети школ не только для индейских детей, но и для неграмотных взрослых. Обучение в них предполагалось вести как по-испански, так и по-араукански.