Ни одно из индейских племен, живших в Месоамерике в эпоху появления первых европейцев, не может быть сочтено потомками ольмеков. И весьма вероятно, что ни один из известных нам индейских языков не похож на ольмекский. Белые впервые узнали об ольмеках из труда ученого-францисканца Бернардино де Саахуна, прибывшего в Мексику в 1529 году, всего через десять лет после того, как у ее берегов пристал первый корабль Кортеса. Саахун прожил здесь затем более 50 лет в качестве преподавателя уже упомянутого францисканского Колледжа святого креста в Тлателолько, где, по мысли испанской колониальной администрации и церкви, должны были получать воспитание в «христианском духе» наиболее видные представители молодого поколения индейской аристократии. Из них хотели сделать покорных захватчикам коллаборационистов, с чьей помощью испанцы могли бы еще легче и эффективнее эксплуатировать побежденных индейцев. Саахун всеми своими идеалами и сочувствием к туземцам резко отличался от остальных педагогов этой первой европейской «школы для индейцев». Кроме того, у него было довольно необычное для того времени пристрастие. Он интересовался историей, материальной и духовной культурой индейцев Мексики, особенно их словесностью. Снискав впоследствии доверие нескольких учеников, он стал записывать на языке ацтеков все, что рассказывали по его просьбе эти индейские «принцы». При этом Саахун старался верно передать не только содержание, но и особенности стиля того или иного повествователя. Конечным результатом многолетней деятельности Саахуна был огромный рукописный свод, материалы которого он позднее разбил на 12 книг, а затем перевел весь текст на испанский язык. Королевские власти решительно не желали публиковать ни ацтекского, ни испанского варианта рукописи Саахуна, явившейся плодом всей его жизни. Они не без основания опасались, что это сообщение о богатой истории и высокоразвитой культуре индейцев Мексики может «побудить» их к попыткам реставрации былых порядков.
Когда владычество Испании в Латинской Америке пало, труд Саахуна был наконец издан. И на его страницах, особенно в одиннадцатой книге, в главе, названной «Ольмеки-уиштотин, миштеки», да и во многих других местах Саахун передает рассказы ацтеков об ольмеках. Вместе с ученым монахом и мы можем после многих отступлений вернуться к этой первой высокой культуре доколумбовой Мексики.
Ацтекские рассказчики поведали Саахуну, что ольмеки некогда были «значительным народом», а их тропическая родина на побережье (ацтеки называли их иногда уиштотин, то есть «те, что живут у соленой воды») прекрасна и богата. Ацтеки упоминали чаще всего те товары Ольмекана, которые их больше всего привлекали: какао, каучук и главное - прекрасные перья тропических птиц и среди них священной птицы всех месоамериканцев - прелестного кецаля. Из прочих богатств ольмеков Саахун упоминает золото и серебро, бирюзу и весьма ценившийся месоамериканцами нефрит.
На страницах книги Саахуна мы находим и единственное сообщение о политической организации ольмеков - об их верховном властителе. Верховным властителем ольмеков был якобы «кудесник», иначе говоря - высший священнослужитель. Это весьма правдоподобно. В первых высоких культурах - Теотиуакане у сапотеков, в перуанском Чавине вся полнота власти была сосредоточена в руках священнослужителей, и в особенности их высшего представителя.
Основным оружием ольмекского войска были луки и медные секиры. Воины, то есть, собственно, все мужчины ольмеки, облачались в длинные хлопчатобумажные рубахи, а на ногах носили сандалии, сделанные из каучука-сырца, и т. п.
Повествованию Саахуна о богатых и обладавших высокой культурой ольмеках долгое время не слишком-то верили. Только 250 лет спустя (в 1806 году) экспедиция археолога Дюпе (Дюпе вообще был первым археологом, начавшим более глубоко интересоваться областью, где некогда жили ольмеки) нашла здесь, на побережье, ряд фигурок, изображавших маленьких, чрезвычайно толстых людей с изувеченными половыми органами. Поскольку все найденные Дюпе фигурки «запечатлены» в особом, как бы танцевальном движении, амерпканистская литература назвала их «танцорами». Однако теперь мы знаем, что в действительности эти уродцы были ольмекскимп священнослужителями, совершавшими религиозные обряды и, прежде чем принять сан, добровольно себя кастрировавшими в знак преданности богам. Отсюда и их ненормальная полнота.
Эти статуэтки явились, таким образом, первым наглядным свидетельством существования какой-то самобытной, не похожей на другие и, безусловно, весьма древней культуры на восточном побережье Мексики. Но прошло еще более ста лет, прежде чем сообщения Саахуна об ольмеках были подтверждены достаточно весомыми доказательствами. Весомыми в буквальном смысле слова. В 30-е годы нашего столетия территорию этих гипотетических ольмеков начала обследовать экспедиция вашингтонского института Смитсона под руководством Стирлинга. И хотя эта экспедиция не нашла в бывшем Ольмекане ни пирамид, ни дворцов, которые во всей доколумбовой Америке сопровождали зарождение и развитие высоких культур, она обнаружила нечто такое, с чем американисты ни прежде, ни потом в другом месте Америки не встречались: гигантские головы весом 10 тонн, всегда вытесанные из целой глыбы базальта. Головы сами по себе! Без тел. Чтобы вы могли составить себе представление о размерах этих голов, сообщу, что одна из них в окружности равна 6 метрам 58 сантиметрам и достигает в высоту двух с половиной метров! Первая встреча с этими гигантскими головами, чьи неестественно широко раскрытые глаза словно улыбались, устремляя куда-то в пространство отсутствующий взгляд, просто потрясала. Со временем было найдено немало таких голов.
Теперь никто не сомневался, что тут, на мексиканском побережье, существовала - и уже очень давно - какая-то весьма примечательная культура. После предварительного обследования территории бывшего Ольмекана (оно проводилось Бломом, Лафаржем, Стирлингом, Друкером и Коваррубиасом) изыскания сосредоточились в четырех основных крупных центрах ольмекской культуры (их подлинные ольмекские названия нам, к сожалению, не известны): Трес-Сапотес, Ла-Венте, Серро-де-лас-Месас и Сан-Лоренсо. Ни в одном из этих ольмекских «городов» не было своего камня, и потому ольмеки не строили каменных храмов и дворцов. Базальт для упомянутых гигантских голов, для больших алтарей, саркофагов и каменных стел, сохранившихся в этих городах, им приходилось доставлять из чрезвычайно отдаленных мест. Например, в почти заболоченных окрестностях Ла-Венты не найти и следов камня. И вопрос, откуда древние создатели гигантских голов возили материал, стал одной из многих загадок Ольмекана. Впоследствии американисты выяснили, что камень доставлялся плитами весом от 20 до 60 тонн со склонов вулкана, именуемого ныне Сан-Мартин-Пахапан и удаленного от центра ольмекского культа на 125 километров. Повозок, как известно, ни одно из доколумбовых индейских племен не знало. Эти многотонные блоки переправлялись сначала по морю, а затем на плотах (против течения!) по реке Тонала.
Наряду с гигантскими головами в ольмекских «городах» удалось обнаружить базальтовые алтари, высокие стелы и каменные саркофаги, причем всегда богато украшенные. Однако в высокоразвитом эстетическом вкусе ольмеков мы убеждаемся и по мелким предметам. Таких вещиц нам теперь известно уже несколько тысяч. Это предметы повседневного обихода, а еще чаще - ритуальные принадлежности. Был найден и целый ряд ольмекских «кладов». Лишь один из них - из Серро-де-лас-Месас - содержит почти 800 таких предметов, большей частью из зеленого нефрита, и среди них великолепный ритуальный топорик, самый большой из нефритовых предметов доколумбовой Америки. Здесь же были обнаружены полые нефритовые головки. Причем для них характерен монгольский тип лица.
Ягуар был основной темой ольмекских творцов. И безусловно, главным героем весьма развитого ольмекского культа.
Если мы, например, внимательней присмотримся к гигантской голове «ольмека», выставленной теперь в этнографическом музее Западного Берлина, то увидим, что на человеческом лице вытатуирована маска ягуара. Голову ягуара мы обнаружим и на главном алтаре в Ла-Венте, вероятно самой знаменитой каменной скульптуре ольмеков. На поверхности алтаря мы находим вытесанную из камня шкуру ягуара. Точно так же и в крупнейшем по размерам ольмекском саркофаге (длина его превышает семь метров) в Ла-Венте были найдены серьги в виде зубов ягуара. Ягуары, повсюду ягуары. Теперь мы уже знаем, что и так часто встречаемые при раскопках знаменитые ольмекские головки детей с монголоидными лицами тоже не что иное, как антропоморфное изображение ягуарьих голов.