Длина острова более четырех километров, ширина — несколько более двух. Уже издали он хорошо различим благодаря своему вытянутому профилю с тремя вершинками, красиво выстроившимися в ряд «по росту». Самая высокая называется Селенкойя и насчитывает 4086 метров над уровнем моря, следовательно, почти 300 метров над поверхностью озера Титикака. На востоке в озеро довольно далеко вдается скалистый мыс Кьова, труднодоступный и крутой. По обеим сторонам его два достаточно глубоких залива, хорошие естественные бухты для островного флота. На севере одну бухту закрывает мыс Каскачи, на юге — Коркина.
Остров Сурики
Между обоими заливами, на седловине, расположено селение Сурики, насчитывающее примерно двести домиков. На высшей точке седловины, посреди селения, церквушка с двумя башенками, на одной из которых два колокола размером с порядочную кастрюлю. Перед церквушкой пространство, где собираются жители села.
У северного залива, на окраине селения, — бывшая асьенда, усадьба, окруженная со всех сторон приземистыми строениями из необожженного кирпича, крытыми соломой. Четвертая сторона, обращенная к озеру, защищена лишь низкою стенкою, так что хорошо видны весь залив, озеро и поднимающийся за озером хребет покрытых вечными снегами гор, среди которых господствуют великан Хуайна Потоси и Ильямпу. Посреди усадьбы возвышается могучий старый эвкалипт толщиной почти в два метра. В его кроне гнездится множество маленьких диких голубей, чье низкое каждодневное курлыканье дополняет местный колорит. В этой асьенде или, вернее, в ее остатках я жил во время своего пребывания на острове.
Западная часть острова разделена между тремя другими бывшими асьендами, меньшими и не столь примечательными.
На юге находится асьенда Койямпайя, на северо-западе две асьенды, Пако и Супикачи. Каждая из них состоит из нескольких домиков аймарских крестьян, помещичьего дома или, точнее говоря, комплекса домиков и церквушки. Хотя священника во всей округе не сыщешь, церкви содержатся в хорошем состоянии. Асьенды можно различить уже издалека по темно-зеленым развесистым кронам старых эвкалиптов, посаженных бывшими владельцами. Надо сказать, что на острове кроме эвкалиптов нет деревьев и кустарников. Пейзаж оживляют лишь жесткая, колючая трава, несколько сортов кактусов (от маленького до трехметровых) и низенькая редкая травка в сырых местах.
Теперь, после аграрной реформы земля асьенд разделена на две части. Половина принадлежит индейцам, которые ее обрабатывают, а половина осталась за владельцами. Земли же поместья Сурики, как и трех других исчезнувших маленьких асьенд, ввиду незаинтересованности в них владельцев, были поделены между индейцами целиком.
На остров я отправился на несколько месяцев. С собой у меня было множество необходимых вещей, таких, как хорошая лампа, примус, спальный мешок, надувной матрац, запас сахара, консервов. Оказалось, что я поступил правильно, поскольку постель на острове — необыкновенная ценность, а свечка — просто роскошь. Здесь пользуются маленькими керосиновыми лампочками, которые отвратительно чадят. Моя лампа сразу же стала местной достопримечательностью, индейцы приходили специально на нее посмотреть. Я был рад, что она у меня есть, поскольку уже в половине седьмого темнеет, а идти спать вместе с курами мне все-таки не хотелось. Лампа впоследствии породила милый обычай: около нее собирался кружок друзей-индейцев, которые приходили вечером побеседовать; я проверял с ними правильность того, что записал за день, поправлял аймарские названия, учился аймарскому языку и узнавал много любопытного. Приходили и старики, обладавшие превосходной памятью, и молодые, немножко знавшие испанский. Вечера проходили содержательно и живо.
Но все это было впереди, а пока я в сопровождении молодого переводчика из Ла-Паса приближался на моторной лодке к острову. Плавание было достаточно бурным, так как дул сильный ветер, поднимавший высокие волны. Тогда я еще не успел понять, почему владелец лодки из Уатахаты удивился, когда я выразил желание отправиться на остров после полудня. Оказалось, на озере дуют регулярные ветры и к ним приспосабливаются: утром плывут на остров, после полудня — обратно.
Волны били о борт и окатывали нас с головы до ног. Мы порядочно замерзли, пока достигли залива около асьенды. Уже у берега мы вдруг увидели — между домиками играет оркестр. И даже танцуют. А там, где мы должны пристать, играет другой оркестр и также танцуют. На острове уже третий день шла фиеста, народный праздник, и люди веселились с маленькими перерывами три дня и три ночи. Разумеется, меня тотчас же пригласили танцевать, и таким образом через минуту после того, как мы пристали, я двигался в кругу индейцев, причем с каждым из хоровода должен был хлебнуть из бутылки разбавленного спирта. Это требовалось сделать непременно во время танца. Задача не из легких. Последствия праздника я чувствовал в течение двух-трех дней, когда ко мне начали приходить люди в ссадинах и ушибах и меня стали водить по хижинам, где лежали женщины с подобными же недугами: подвыпив, они падали с насыпей и стенок и поранились об острые камни дорожек.