Но сейчас мы танцуем под аккомпанемент трех рожков, трех больших труб и барабана, который производит страшный шум. Пляшем в кругу, держась за руки, и попиваем себе из бутылки.
Однако вечерело, и надо было думать о том, как разместиться на ночь. Между тем из правления сельской общины никто не появился, а асьенда, где я должен был жить, оставалась запертой, подобно заколдованному замку. Тогда мы направили посыльных, чтобы они нашли кого-нибудь, прежде всего «главного секретаря», то есть местного старосту, однако усилия оказались напрасными. Посыльные вернулись с вестью, что вышеупомянутый староста находится в абсолютно неупотребимом состоянии. Наконец весьма неуверенным шагом приковылял старик с блестевшими от алкоголя глазками, у него были ключи от асьенды, и он открыл нам одну комнату в боковом крыле. В ней был старый, достаточно большой стол, разбитая скамья, шесть стульев, все из некрашеного, грубо обструганного дерева. Затем две кучки картошки и в углу барабан. Пыли и грязи — ужас сколько. Большинство стекол в окнах разбито.
Тьма быстро сгущалась, и мы наспех разместились на земляном полу, поскольку больше было негде. Двор постепенно наполнился подвыпившими индейцами, которые шумно веселились и приветствовали появление белого мужчины, приехавшего, как они считали, посмотреть фиесту. Проникнув в комнату, индейцы с интересом смотрели, как белый человек сидит при свечке и ест хлеб, так как ничего другого найти на ужин ему не удалось. Вскоре им надоело смотреть, а поняв, что мы собираемся спать, они ушли веселиться снова. Недалеко, поскольку мы слышали шум целую ночь.
Так я вступил на остров. Все это, конечно, еще не означало, что я здесь уже поселился, потому что для этого необходимо было согласие синдиката — крестьянского профсоюза, который руководит сельской общиной. Синдикат тут чрезвычайно влиятелен, и пусть у меня было бы сто рекомендаций от правительства и министерств, коли синдикат скажет «нет» — это окончательно и бесповоротно. Следующего дня я ждал с нетерпением. Мы направили посыльных к секретарю синдиката с просьбой созвать собрание.
Наконец зазвонил колокол, зовущий правление общины и мужчин деревни на площадку перед церквушкой. Редко я испытывал такое волнение, с каким шел туда. Ставкой было мое долгожданное пребывание на острове среди индейцев.
Мы с переводчиком подошли к церкви, когда там почти никого еще не было. У стены сидело несколько мужчин, плотно закутанных в рыжевато-коричневые пончо, в красных и зеленых шапках с ушами, с цветными кисточками на самых кончиках неровных краев. Сидели, молчали, хмуро глядели и лишь иногда двигали челюстями — перекладывали жвачку коки с одной стороны рта на другую. Мы встали поодаль, никто на нас не обращал внимания. Когда все собрались, мы подошли поближе, и обсуждение началось. Сначала говорили все вместе. Однако моему переводчику принимать какое-либо участие в этом не хотелось. Затем начали обсуждать по-настоящему.
Вопросы задавались неспешно, рассудительно. Кто я? Ученый из Европы. Чего хочу здесь, на острове? Познакомиться с жизнью людей, узнать, как они работают, развлекаются, хочу записывать и фотографировать. А для чего? Чтобы рассказать и написать для людей в Европе — они друзья аймара и хотят знать, как аймара живут. Почему хотят знать? Потому что уважают аймара за их старинную культуру и историю, более старую, чем культура инков. Что прошу от синдиката? Лишь возможности квартировать в пустующей комнате бывшей асьенды в течение нескольких месяцев. Кто мне должен поставлять продовольствие? Никто, у меня есть то, что нужно, и если мне потребуется что-нибудь еще, куплю это либо здесь, либо где-нибудь на материке. Не прошу ни от кого ничего.
Тут стало видно, что у отцов общины словно камень свалился с сердца, их бронзовые лица несколько прояснились, хотя и оставались серьезными. Воспользовавшись удобным случаем, я рассказал об аймарской истории, о славе Тиуанако, об аймарской империи, ее размерах и культуре, вообще об индейцах на Американском континенте, о том, что придет время, когда хозяевами в стране по праву будут индейцы, то есть те, кто составляет подавляющее большинство, кто населяет страну и обрабатывает землю. Переводчик повторял все это на красиво звучащем аймарском языке, и атмосфера явно прояснилась. Я закончил вопросом: согласны ли они, чтобы я остался на острове и изучал, как они живут и работают? Не прошу немедленного ответа, а хочу, чтобы они спокойно посоветовались и затем сообщили мне свое решение. Я пустил по кругу несколько пачек сигарет, и через минуту над кружком отцов общины поплыли облачка голубоватого дыма. Остальные жители, само собой разумеется, мужчины, поскольку женщины вообще не имеют права доступа на собрание, расселись группами около членов правления синдиката.