Завязываются острые дебаты, выступает землемер. Он старается провести какой-то учет, составить картину владения земельными участками. По одну сторону ставит тех, кто записан владельцами земли, а по другую — тех, кто не записан. Затем начинает записывать этих последних, их приблизительно двенадцать. Записывает пятерых и вдруг обнаруживает, что вместо семерых, которые должны остаться, безземельных еще двадцать. Земельный голод толкает индейцев на то, чтобы записаться повторно: может, инженер даст им еще кусочек поля. Земля здесь делится не на гектары и акры, а на отдельные борозды. Так, например, сын получает от отца для себя и своей семьи «три борозды», а в другом случае оказывается, что размеры сельскохозяйственной земли, которой владеет семья, всего-навсего 18 кв. м. Землемер перестает записывать, земля должна быть сначала измерена, поскольку старый план составлен явно в интересах бывшего владельца асьенды, который (это ясно с первого взгляда) был негодяем.
По приглашению «главного секретаря» идем обедать. Нас угощают супом, картошкой и рисом с «айе», печеными яйцами и рыбой. Толстый лейтенант вливает в себя огромное количество пива и напускает притворно добродушный вид. Хозяин бегает за пивом и открывает бутылки.
Обед продолжался три с лишним часа, и затем дон Марио пошел посмотреть на земельный участок, принадлежавший раньше асьенде. Участок этот его интересовал, разумеется, в личных целях; он рассчитывал получить эту землю в награду за «услуги», которые он оказал и еще окажет деревне. Все общество снова направилось к церкви, где должно совершиться правосудие. Дон Марио уселся на каменное возвышение, жандармы стали по сторонам. Первый случай. Старый индеец жалуется, что зять его обидел и вообще на него злится. Короткое разбирательство — и тотчас следует приговор: открыть церковь, виновный совершит в ней короткую молитву и затем пусть попросит у тестя на коленях прощения. Незаметный взгляд в мою сторону. Должен же он перед иностранцем показать свое великодушие. Гремят слова «авторитет», «справедливость», «уважение к старшим». А затем? Зять должен заплатить тридцать песо штрафа.
Следующий случай. Довольно молодой мужчина остер на язык и очень часто спорит. «Так ли это?» Индеец со слегка негритянскими чертами лица кивает головой, вертит босой ногой в пыли и говорит: «Да, так!» Решение: ты должен на коленях попросить прощения у тех, кого оскорбил. Что говорит лейтенант, олицетворяющий «исполнительный орган» правосудия? Лейтенант изрекает с необыкновенно серьезным выражением лица: «Сто песо штрафа и запереть в Пуэрто-Пересе». А суд продолжается дальше. Исполнители правосудия, видимо, отлично сыгрались, дон Марио судит, а толстый лейтенант назначает штрафы всегда с напоминанием, что он хочет получить их к вечеру.
Суд кончается, и судьи направляются отдохнуть после таких трудов в домик секретаря по делам правосудия, который за все это время и не пикнул. И дома его деятельность снова ограничивается лишь открыванием бутылок и наполнением стаканов пивом, которое лейтенант потребляет в невероятном количестве. Дон Марио также попивает пиво, что поднимает его настроение. Его интерес вдруг обращается на меня. «От— 52 куда мистер?» Из Европы. «А откуда из Европы?» Из Чехословакии. «Значит, «ун рохо», красный, да?» — цедит он сквозь зубы и прищуривает глаза. «Коммунист, да?» И, не дожидаясь ответа, начинает с большим наслаждением рассказывать, что его подстрелили коммунисты, однако он не только выровнял счет, но и резко изменил его в свою пользу, он сам уже подстрелил нескольких коммунистов. Для него достаточно, если они признаются в том, что коммунисты, а затем — к стенке, трах, и конец красным!
Чувствую, что с меня вполне хватит дона Марио, но уйти не могу и таким образом становлюсь свидетелем последнего акта игры в правосудие. Лейтенант созывает осужденных и требует, чтобы они заплатили. Здесь особенно ярко видна слаженная игра обоих «знаменитостей». Лейтенант берет деньги, а если правонарушитель испытывает трудности с деньгами, его берет на свое попечение дон Марио. «У тебя нет ста песо?
Ну, ладно, я устрою так, что хватит пятидесяти», — и пятьдесят песо исчезают в кармане дона Марио. «Но ты должен принести в таком случае шесть бутылок пива для лейтенанта или три бутылки водки». Тем временем стемнело, и толстый лейтенант торгуется с последними обвиняемыми. Берет уже и двадцать песо и грозит, что присудит к принудительным работам в Бени, в тропическом районе на северо-востоке Боливии, откуда не возвращаются. Ясно, что ни о каких квитанциях о взимаемых штрафах у индейцев нет ни малейшего понятия. Из рук осужденных штраф перекочевывает сразу в карманы «судебных исполнителей», и сильно подвыпивший лейтенант только ворчит, что тут уж больше не соберешь.