Плыть днем, даже рано утром, когда на воде очень холодно, просто приятно. Хуже ночью. Между тремя и семью часами ночи температура почти всегда ниже нуля, и при ветре пребывание на воде никак нельзя назвать удовольствием. Вознаграждают за это бесчисленные природные красоты. Прежде всего чарующе ясное ночное небо с мириадами звезд, которые кажутся очень близкими. Я, однако, был полностью разочарован Южным Крестом и совершенно искренне считаю, что наша Большая Медведица гораздо красивее и выразительнее. Прекрасна к утру Венера, отражающаяся в воде подобно маленькой Луне.
Парусные барки строят прямо на острове. Дерево здесь чрезвычайно дорого, и поэтому приходится тщательно экономить, беречь каждый кусок. Покупают его в Ла-Пасе. Для строительства лодок индейцы употребляют сосну, махагониевое дерево и дуб. Строят, не считая мелких деталей, таким же способом, как средиземноморские рыбаки где-нибудь на побережье Испании.
Прежде всего из отдельных деталей собирают киль и кормовую доску. Между тем в озере мочат дубовые заготовки шпангоутов. Поблизости от места строительства выкапывается неглубокий ров, пересеченный короткими поперечными ямами. Ров прогревают огнем, после чего в него кладут жестяной желоб с водой. В желоб наливают воду и с помощью новых костров в поперечных ямах доводят ее до кипения. Разбухшие заготовки распаривают в кипящей воде, затем выгибают между толстыми кольями, крепко вбитыми в землю, и оставляют высохнуть. Заготовленные таким образом шпангоуты вставляют в киль, и каркас будущей барки готов. Начинается медленный кропотливый труд — обшивка каркаса досками: под ватерлинией обшивают в большинстве случаев менее ценными сортами махагониевого дерева, над ватерлинией сосновыми досками. Последняя операция — установка привальных брусьев и распорок (они же лавки) из толстых досок. Нос и корму зашивают короткими палубами.
Очень дорогая вещь — мачта, изготовляемая из елового ствола, также покупаемого в Ла-Пасе. На озере обычно употребляется рейковый парус, управляемый фалом, сплетенным из кожи и шерсти.
На такой барке я однажды отправился с друзьями из деревни посетить фиесту на острове Суана, расположенном километрах в двадцати пяти от Сурики, уже в перуанских водах. Плавание протекало очень хорошо, ветер был не слишком сильным, не слишком слабым, так что через два с половиной часа мы были в Перу. Суана — остров совсем иного характера, нежели Сурики. Это едва на двадцать метров выступающий над озером вытянутый хребет, шириной приблизительно в километр, а длиной три километра. Он не такой каменистый, как высокий остров Сурики, земля тут намного лучше, и остров практически весь возделан.
Уже с озера мы услышали доносившуюся из деревни музыку, и когда приблизились к асьенде, то увидели, что к ней подходила процессия празднично одетых индейцев из деревни, находящейся в нескольких стах метрах. Они направлялись к открытой, празднично освещенной церкви, на алтаре которой горело множество свечей. Над ними «восседал» в застекленной раме покровитель церкви и острова святой Исидор, изображенный в виде индейца, шагающего за быком, запряженным в плуг. Симпатичный и близкий крестьянскому населению острова святой.
Перед церковью стоял пожилой седовласый господин в черной кожаной куртке, с охотничьей двустволкой в одной руке и связкой птиц в другой, молодой мужчина и священник с темным, индейского типа лицом, в длинной сутане. Оказалось, что пожилой господин — это сам владелец асьенды, по происхождению итальянец, молодой человек — его сын, а священник приглашен из Десагуадера, ради праздника на острове. Приняли меня с истинно южноамериканским гостеприимством. Уже через минуту я гулял с владельцем асьенды по острову, и он мне рассказывал о своих планах, показал новый дом, как будто мы были знакомы много лет. Словно сосед пришел навестить соседа. И это естественно, ибо здешний обычай повелевает, чтобы гость чувствовал себя как дома. Гость приносит с собой на отдаленный остров новую атмосферу, новости из других мест, а у хозяина появляется возможность похвастаться всем, что он считает в своем хозяйстве заслуживающим внимания, и тем, что он намеревается еще сделать.
Дон Наталио достаточно сильно отличается от остальных владельцев асьенд. Как европеец, он по-иному относится к индейцам, нежели латиноамериканский землевладелец, испанец или метис, воспитанный в традициях, будто индейцы существуют на свете лишь для того, чтобы бесплатно работать в его поместье, достаточно, что их милостиво вознаграждают за это натурой, индейцы еще должны благодарить. По индейцам из деревни было видно, что живут они в целом прилично. Они были хорошо одеты, хорошо выглядели и относились к дону Наталио скорее как к другу, нежели как к хозяину.