Замеряю буссолью угол, он составляет приблизительно 8,5 деления. Всего у буссоли 64 деления. Следовательно, одно деление равно 5,625 градуса. После подсчета получаю угол примерно 48 градусов. Этим результатом, а также определением точной ориентировки и обмером камня я в тот день удовольствовался. Позднее, по возвращении в Ла-Пас, я зашел в тамошнюю университетскую библиотеку и отыскал угол обоих солнцестояний. Это подтвердило мое открытие; оказалось, что я определил угол, несмотря на примитивные средства, достаточно точно. Угол составляет 49°23/, и, когда я начертил камень соответственно проведенному обмеру, обнаружилось, что прямые, соединяющие точку наблюдения с серединами боковых лестниц, образуют именно такой угол.
К западу от портала Каласасайи расположены другие руины, здесь явно был двор со столбами или очередное храмовое пространство. Точнее нельзя его определить: тут до сих пор не проведены раскопки. Далее на запад вся площадь раскопана. В результате стало ясно, что тут была группа жилых домов, вероятно часть до недавнего времени разыскивавшегося поселения, которое прилегало к главным развалинам.
Здесь находятся многочисленные остатки стены из обработанного камня с могилами в виде ящиков (или шкафчиков), составленных из больших тонких каменных досок. О том, что тут были жилые строения, свидетельствует целый ряд найденных камней с углублениями. На них другими, овальными камнями растирали корни, готовя пищу. Направо оттуда, в направлении к шоссе, на отлогом холмике — изящные каменные ворота, ничем особенно не украшенные, ориентированные в направлении север — юг, их называют Ворота Луны. Вокруг ворот, да и вообще на всем холмике раскопок до сих пор не велось, так что нельзя сколько-нибудь точно определить их назначение. Вероятно, это были ворота меньшего храма.
Когда я переходил железнодорожную линию в направлении к Пума-Пунку — следующим весьма интересным развалинам, то обнаружил прямо у железнодорожного полотна маленькие ворота, вытесанные также из одного куска камня. Чуть дальше — большой монолит, статуя из красного песчаника, которую явно должны были врыть в землю, но почему-то бросили. И подобные следы ведут вплоть до самых развалин Пума-Пунку.
Пума-Пунку (по-аймарски Ворота Пумы) представляет собой невысокий холмик, выровненный человеческими руками, с отлогим углублением посредине. На его восточном краю — довольно новая глиняная ограда, окружающая самое ядро развалин. Не знаю, кто эту ограду придумал, но из-за нее все в целом производит отчасти впечатление кладбища и как-то удручает. Посетитель теряет обзор, не видит окружающий ландшафт и чувствует себя словно на складе остатков работ каменотесов.
Но какие это работы! Прежде всего здесь расположены по одной линии три огромных блока из красного песчаника и на каждом вытесано три каменных сиденья, как будто для великанов. Перед каждым из блоков лежит другой плоский блок, составляющий с первым единое целое. У концов их до сих пор прекрасно видны вытесанные желобки для бронзовых соединительных звеньев. Один из таких блоков длиной в добрых восемь метров недоделан, сиденья лишь легко намечены. И снова человека поражает, как древние строители транспортировали такие махины.
Как попало, друг на друге лежат обе половины следующих ворот из одного куска камня, большие неоконченные каменные доски и множество каменных плит, тщательно отесанных и обработанных. Трудно сказать, были ли они приготовлены для возведения монументальной постройки или это развалины какого-то храма. Лично я склонился бы скорее к первому предположению. Интересны вытесанные желобки и отверстия для бронзовых соединительных звеньев самых различных форм и типов. Здешние каменотесы, безусловно, знали целый ряд приемов соединения и применяли их по мере надобности. Почему, однако, мы находим на одном камне четыре и пять разных типов соединения, можно сказать, почти выставку образцов? У больших плит около граней обычно два отверстия, которыми они были, вероятно, как-то технически соединены с другими блоками. Большинство работ вплоть до упоминавшихся огромных блоков из серого трахита технически выполнены блестяще и представляют собой значительную художественную ценность. Часто попадаются большие двойные каменные корыта, совершенно одинаковые, вытесанные всегда в форме плит. У одного из них выдолблено отверстие (почти всегда на одном конце), ведущее в самом глубоком месте из корыта. Может быть, это какие-нибудь священные сосуды? Или самые прозаические корыта для мытья, стирки, для того, чтобы поить лам? Тиуанакские мальчишки и тут объявились очень быстро, предлагая покрашенные глиняные черепки. В их измазанных ручонках перед вами дефилируют осколки посуды периода упадка, периодов инковского и классического; у каждой свои характерные знаки в орнаменте, своя обработка.