В жизни своей Келли не бывала в столь непривычном для нее месте. Внутри вигвама было темно и прохладно. В глубине, у очага, сидела женщина с длинными черными распущенными волосами и кормила грудью младенца. Калеб негромко сказал Келли, чтобы она села и хранила молчание. Почему-то у нее возникло чувство протеста, но выразить его не хватило мужества, поэтому она просто повиновалась.
Следующие полчаса мужчины провели в неспешной беседе. Калеб поведал Могучему Теленку, где оставил гурт бычков, а тот похвастался, что дела в резервации идут не так уж плохо. Макгилликуди, посредник между белыми и индейцами, оказался достаточно честным человеком.
Еще Могучий Теленок сказал, что кое-кто из индейцев по ту сторону резервации стремится приспособиться к образу жизни белых людей. Уже построено более шестисот домов, проведено сто тридцать пять миль телеграфного кабеля и открыто шесть школ для приходящих учеников, где детям преподавали язык белых. Многие индейцы начали заниматься сельским хозяйством. Однако, заметил Могучий Теленок, человек четыреста индейцев в его резервации упрямо противостоят навязываемому им чуждому образу жизни. И он сам, Могучий Теленок, примыкал к этим соплеменникам. Ни он, ни его люди ни за что не желали отказываться от того, чем веками занимались их предки.
– Благодарю тебя за мясо, – сказал Могучий Теленок. – Лучше принимать благотворительность от друга, чем подачки от врага.
– Я не хочу, чтобы ты считал мой подарок благотворительностью, – ответил Калеб. – Мы же оба из племени лакотов, и нам следует делиться добром, так ведь? Вакан Танка был благосклонен ко мне, и я был бы самым неблагодарным сыном племени, если бы не поделился со своим народом.
Могучий Теленок склонил голову.
– Поговорим позже, брат.
Разговор был окончен. Калеб помог Келли подняться на ноги, и они вышли из вигвама.
– О чем вы беседовали? – спросила Келли.
– Так, кое о чем. Он говорил о делах в резервации, а я объяснил, где мы оставили скот, и попросил не рассказывать Макгилликуди о месте стоянки.
– Почему?
– Большинство миссионеров не чисты на руку, хотя, кажется, этот Макгилликуди и не входит в их число. Тем не менее большинство посредников запросто присваивают вещи и продукты, предназначенные для индейцев, продают их и прикарманивают денежки. Частенько бессовестно врут в своих отчетах и во всем ищут выгоду.
– Но это же ужасно!
– Да.
– Почему же никто ничего не делает, чтобы вывести их на чистую воду?
– Да только потому, что всем до этого нет дела. Белым было бы приятно, если бы индейцы просто перестали существовать на белом свете. А что до посредника, то перед кем ему отчитываться? Только перед правительством, а там и без него дел хватает, лишь бы набить карманы. Что им до того, что делается в резервациях!
Келли уныло покачала головой:
– Неужели ничего нельзя предпринять?
– Я пригнал достаточно бычков, чтобы прокормить их до следующей весны.
– Но я имела в виду…
– Я понял, что ты имела в виду. – Как ей сказать о разложении, царящем в резервации? Существовало множество сложностей, объяснять которые не было сейчас возможности.
– Нам предложили расположиться на ночлег. Келли поглядела на покрытый шкурами вигвам.
– Здесь? – с беспокойством спросила она.
– Ну да.
– А это… безопасно?
– Вполне. Это наш вигвам.
Келли вошла, осмотрелась и вперила взгляд в Калеба.
– Наш вигвам, ты сказал? То есть ты тоже останешься здесь на ночь?
Калеб сухо усмехнулся.
– А ты хотела бы остаться тут в одиночестве? Она отрицательно покачала головой.
– Так я и думал. А завтра Могучий Теленок ждет нас на обед. И еще: мы едем на охоту.
– На охоту? – хмыкнула Келли. – И что же будет нашей дичью?
– О, ты будешь поражена – бизоны белых людей.
– Бизоны белых людей, – бессознательно повторила Келли. – Что за бизоны?
– Подожди, скоро сама увидишь, – ответил Калеб с таинственной улыбкой. Больше он так ничего и не сказал.
Глава 18
Когда на следующее утро Келли вышла из вигвама, ей показалось, что все индейцы, жившие по эту сторону Миссури, прибыли в резервацию. В самом центре, так сказать, на площади, толпилось множество мужчин в оленьих накидках и высоких мокасинах, с причудливо раскрашенными лицами.
Глядя на них, Келли не могла унять трепет ужаса, охвативший ее. Это были те же самые индейцы, что участвовали в жуткой резне под Кастером несколько лет назад. Только вчера эти люди казались ей забитыми, угнетенными и полностью подчиненными белым захватчикам; сегодня же они выглядели столь же воинственно, сколь их расписывали репортеры западных штатов.
Куда же делся Калеб? Ни свет ни заря вышел куда-то из вигвама и до сих пор не появлялся. Ей совсем не хотелось сейчас оставаться одной; никогда еще она так явственно не ощущала себя женщиной, да к тому же – «белой».
Высокий, стройный индеец отделился от толпы и направился к ней. Сердце Келли нервно задергалось в груди. Она уже повернулась было, чтобы нырнуть в спасительную прохладу вигвама, как внезапно услыхала свое имя.
Боже всемилостивый, это был Калеб! Наряженный в короткую накидку из лоскутов оленьей кожи и мокасины, на щеках какие-то полосы, нанесенные черной краской, под горлом тоже черта, похожая на удавку, роспись и на обнаженной груди, а на боку устрашающего вида кинжал.
– Что это?.. Зачем ты так вырядился?
– Я отправляюсь на охоту. Большинство этих людей мне незнакомы, но мне бы не хотелось, чтобы они считали меня человеком со стороны. Я же все-таки из их племени, Келли, – добавил он, перехватив недоуменный взгляд девушки, – один из них. Самая лучшая часть моего существа принадлежит лакотам. Вот именно, моя лучшая часть, – повторил он.
Келли внимательно слушала; ей очень хотелось его понять. К Калебу стали подходить молодые индейцы, и сердце Келли замирало. Все происходившее было похоже на праздник. Женщины, стоявшие поодаль, нарядились в лучшие одежды, рядом весело резвились детишки, гонявшиеся друг за дружкой.
Появился пожилой индеец, чью голову украшали бизоньи рога, что-то сказал нараспев и стал посыпать присутствующих какой-то пыльцой.
– Что это он делает? – охрипшим от волнения голосом спросила Келли.
– Благословляет нас перед охотой, осыпает землю священной пыльцой, чтобы была нам помощницей.
– То есть молится?
– Ну, можно сказать и так.
– Но ведь индейцы, насколько я знаю, безбожники.
– Нет, их бог – Вакан Танка.
– У всех только один Бог.
– У лакотов по-другому. Они верят во множество богов, верят в то, что всем сущим управляют различные духи. Горами, деревьями, ручьями… Они считают, что у всех животных есть на этой земле побратимы и что необозримый жизненный путь мы все завершим, вернувшись на круги своя.
Келли собралась сказать, что это нелепо, но взгляд Калеба ее остановил. Ну да, он же метис и наверняка верит в эту чушь, вдруг поняла она.
В считанные секунды индейцы повскакивали на лошадей. Калеб подсадил Келли и сам вспрыгнул на коня. Вслед за воинами они выехали из деревни.
Вскоре вся кавалькада добралась до места, где мирно пасся пригнанный скот.
– А где же бизоны? – нахмурилась Келли.
– Там, – указал Калеб в сторону стада.
– Глупости, там нет никаких бизонов.
– Правильно, нет. – В его голосе прозвучали горечь и злость.
Келли покачала головой.
– Я тебя не понимаю.
– Сейчас поймешь. Белые истребили практически всех бизонов в погоне за шкурами и языками, которые считают деликатесом. Вот индейцам и приходится довольствоваться охотой на то, что осталось, – на рогатый скот.
– Бизоны белых людей… – наконец начала догадываться девушка.
То, что последовало далее, Келли не забыть до конца дней. Несколько индейцев выстрелили в воздух, чем обратили животных в паническое бегство, и тогда остальные воины, размахивая пиками, улюлюкая и стреляя из допотопных ружей, у кого они были, погнались за бычками.