Было начало мая 1802 г. Промысловая партия из 900 туземных охотников и более десятка русских промышленных во главе с известным сподвижником Баранова Иваном Александровичем Кусковым вышла из Якутатского залива. К 19 мая она достигла "дальнего акойского жила" в устье реки Алцех (Алсек). Индейское селение выглядело необычайно многолюдным и оживлённым. Опытный глаз Кускова быстро обнаружил здесь не только самих акойцев, но и чужаков из других куанов. Немало было здесь славящихся своей воинственностью кагвантанов. Русские всегда с подозрением относились к подобного рода сборищам и Кускова не могло не встревожить зрелище всех этих "съехавшихся из Ледяного пролива какнауцкого, каукатанского и с Якобиева острова разных жил и каких-то какантанов, по разным местам обитающих… как и самих акойских немалочисленно." 83 Индейцы явно дожидались прихода партии. Промышленных встретили холодно, с откровенной враждебностью. Впрочем, Кусков и не собирался задерживаться на Алсеке – лишь ненастная погода помешала ему покинуть селение уже на следующий день, поскольку необходимо было просушить добытые меха и снаряжение. Из-за этого И. А. Кускову пришлось даже пойти на нарушение недвусмысленной инструкции А. А. Баранова, данной ему перед выходом на промысел. Согласно полученному распоряжению, партии следовало проходить мимо индейских селений либо рано утром, либо в вечерних сумерках, чтобы лишний раз не раздражать тлинкитов. 84
Собравшиеся в Акое тлинкитские вожди воспользовались задержкой партии, явились в палатку к Ивану Александровичу и стали "с грубыми и дерзкими выражениями" высказывать ему своё недовольство поступками промышленных. Они утверждали, что тлинкиты ежегодно терпят всяческие обиды, что партовщики грабят захоронения, совершают насилия и убийства, истребляют морского зверя, отчего индейцы "ощущают великие недостатки в одежде и прочих нужных для них вещах, что они получают на вымен от европейцев." 85 Кусков пытался оправдаться, успокаивал разгневанных вождей подарками и табаком, искусно скрывая свои досаду и огорчение, чтобы не "потерять лицо" перед колошами. Но тойоны упорно не желали идти на примирение.
Вслед за словами скоро последовали и дела. Индейцы начали похищать и даже отнимать силой у партовщиков их имущество и промысловые орудия, за что им пока "ничего, кроме выговоров не последовало". Вечером 22 мая они "почти безвинно" избили ружейными прикладами одного чугача, а у другого промышленного отбили флягу с 10 фунтами пороха. Кусков велел своим людям съехать с наиболее опасного места на опушке леса, но индейцы опередили его, угнав часть байдарок. Вместе с байдарками в руки индейцев попал мальчик-чугач, которого они безжалостно убили. Укрывшись в лесу, они обстреляли подоспевших русских. В ответ промышленные захватили в заложники двух тлинкитских старшин. 86
Быстро стемнело. Хлынул проливной дождь. Но, несмотря на такую "сильную погоду", к Кускову явился "какнауцкого жила один из почётных обитателей", который просил отпустить пленников, обещая наутро вернуть байдарки и наказать зачинщиков ссоры. Не желая ещё более обострять отношений с индейцами, И. А. Кусков распорядился освободить заложников.
Но утром 23 мая он напрасно ожидал возвращения угнанных байдарок. Вместо того к лагерю подступила толпа враждебно настроенных индейцев, вооружённых "обыкновенными ружьями, мушкатантами и копьями на длинных ратовьях". Навстречу им выслали толмачей Нечаева и Курбатова, которые должны были потребовать соблюдения условий вчерашнего соглашения. Но предводители тлинкитов их речи "с презрением слушали и отвечали с большою дерзостью". Они вновь повторили толмачам всё то, что уже слышал от них в своей палатке Кусков. Видя, к чему идёт дело, промышленные поспешили изготовиться к бою. Имеющие огнестрельное оружие стали в середину, а на флангах разместили чугачей с копьями. Затем тлинкитам передали, что промышленные желают "продолжать и утверждать мирные и дружественные положения, а в противном случае защищаться… готовы." На это индейцы по-прежнему отвечали лишь "дерзостью и презрение". Среди их предводителей русские заметили немало знакомых лиц: то были тойоны, жившие ранее в аманатах на Кадьяке, а один из них, акоец Павел, был даже крещён. В целом же среди нападавших "главное брал преимущество урождённый хуцновского жила и обитающий по разным жилам… по имени Честныа," 87 – известный тойон Джиснийя, глава акойских тлукнахади, будущий строитель Дома Лягушки в селении Куцех. Это был человек весьма ловкий, способный обернуть в свою пользу любую ситуацию, а знание русского языка позволяло ему служить толмачом при переговорах индейцев с промышленными. 88
Толмачи едва успели добежать до рядов своих товарищей, как вослед им уже полетели пули. Тлинкиты храбро атаковали партию, открыв сильнейший ружейный огонь, а с одного крыла даже бросились врукопашную, действуя своими длинными копьями. Однако тут их ждал достойный отпор. Отбитые с уроном, индейцы бежали – отчасти притворно, надеясь завлечь своих врагов в засаду у холма, "где и главная их артиллерия была сокрыта". В какоё-то мере им это удалось: увлёкшиеся преследованием партовщики действительно попали под ураганный огонь "из множества ружей и мушкатантов", в беспорядке бежав обратно в лагерь. При этом они потеряли убитыми одного кадьякца, а ранеными – четырёх человек. Один из раненых, кагуляцкий тойон Гаврила, умер от ран уже в Якутате. Тлинкиты же потеряли в схватке 10 храбрейших воинов, среди которых был по крайней мере один вождь – "тойон каукатанского жила"; немало среди них было и раненых. Погибшие, по индейскому обычаю, тут же были сожжены и осаждённые стали невольными свидетелями торжественной тризны. 89
Партия И. А. Кускова оказалась в весьма затруднительном положении. С одной стороны к стоянке подступал густой лес, а с другой – крутые холмы. Индейцы могли расстреливать промышленных в упор, сами оставаясь невидимыми и недосягаемыми для ответных залпов. К тому же во всей партии оставалось не более 250 патронов, а у неприятеля боеприпасы имелись в изобилии. Поэтому Кусков решил на оставшихся байдарках переехать на другую сторону залива ("на Риф к морской стороне") и укрепиться там на более пригодном к обороне месте.
Пока одни готовились к отъезду и грузили байдарки, другие, "стоя в линии", с оружием в руках прикрывали их на случай внезапного повторного нападения тлинкитов. Вдруг страх перед свирепыми колошами, издавна владевший чугачами и кадьякцами, перерос в открытую панику, охватившую большую часть партии. Вначале кадьякцы катмайской артели, а затем и прочие туземные партовщики стали покидать свои места в линии, бросать стрелки и, оставляя компанейское имущество на произвол судьбы, садиться в байдарки и поспешно отплывать прочь, несмотря на все просьбы и угрозы русских. Видя такое замешательство, индейцы изготовились к новой атаке. Пришлось и русским, бросив палатку и иное компанейское добро, как можно скорее последовать за своими нестойкими союзниками. Вокруг уже свистели тлинкитские пули и уже "прострелены были на многих платья, шляпы и байдарки." Одна байдарка в спешке опрокинулась, но товарищи помогли сидевшим в ней Голоушину и Торобкову добраться до берега. Залив партия пересекла без потерь.
Достигнув противоположного берега, промышленные наскоро укрепились за поваленными деревьями и земляной насыпью. Тлинкиты преследовали их по пятам и, пользуясь отливом, с ходу атаковали новый лагерь партовщиков, высадившись на "обсыхающий в Рифу песок". Но тут-то и проявились все преимущества новой позиции Кускова: обстреливая партовщиков, индейцы вынуждены были поднимать ружья почти вертикально и пули их свистели поверх голов осаждённых, практически не причиняя им вреда. Перестрелка оказалась неудачной для тлинкитов и они вскоре отступили.