Среди нападавших, по свидетельству очевидцев, особенной яростью отличался Катлиан. Он был "второе лицо при нападении и, будучи молод и смел, дышал личной ненавистью к Баранову и русским и везде первым бросался для примера другим." 101 На нём была боевая Шапка Ворона – шлем в виде вороньей головы, с огромным клювом и медными глазами, обшитый медвежьей шкурой. Вооружён вождь был кинжалом и кузнечным молотом – страшным оружием в его могучих руках. Согласно тлинкитским преданиям, Катлиан (
В это же время Абросим Плотников, лёжа среди толстых корней огромного дерева, в жутком оцепенении смотрел, как горят казарма, новопостроенное судно, скотная изба, баня, поварня, алеутский кажим, стоявшая на отшибе вторая караульная будка и "прочее мелочное промышленных строение", а колоши с громкими криками таскают из горящих строений меха и компанейское добро, сбрасывают добычу наземь с балкона казармы и, подобрав сброшенное, относят в свои байдары. На глазах Плотникова один за другим гибли его товарищи, а он ничем не мог им помочь. Он видел, как "бросился Наквасин с верхних перил на землю и побежал было в лес, но… чем-нибудь из платья задел за лесину упал на землю, тут прибежали 4-ре человека колош, подняли ево на копьях унесли ближе к казарме отрезали ему голову… Кабанов выскочил было ис казармы на улицу коево также те колоши ударив копьями закололи… продолжалось же сие ужасное от варваров кровопролитие и огнедушущее пламя до вечера тово дня." 104
Начинало темнеть, когда Плотников осмелился покинуть своё укрытие и выйти на "жалосное пепелище". Среди дымящихся головешек валялись обезглавленные трупы (из всех убитых только Кабанову индейцы почему-то не отрезали головы), а пронзённые длинными копьями коровы почти ползали по земле, издавая жалобное мычание. Едва Плотников успел с немалыми усилиями вытащить у одной из них глубоко засевшие в боках древки, как его накрыли двое индейцев и, спасая свою жизнь, скотник со всех ног вновь бежал от них в ночной лес.
…Когда Алексей Батурин и его спутники, забрав заготовленное В. Кочесовым мясо, готовились уже возвращаться назад, некий "приехавший в сильную погоду в бату ситхинский обитатель" сообщил им, что на крепость готовится нападение. Однако предостережению не придали значения и, проведя на Сиучьем Камне неделю, промышленные отправились в обратный путь. Уже достигнув Гаванского мыса (17 июня), они заметили какого-то человека, махавшего им с берега руками. Это оказался один из кадьякцев, "Килюдинского жила обитатель", отставший по болезни от партии Урбанова и чудом избежавший гибели при захвате крепости тлинкитами. Едва он успел в двух словах сообщить им о "вчерашнем нещастии", как сзади, из-за гряды мелких островков вылетела стая боевых тлинкитских батов. Поднялась суматоха. Кочесов пересел в байдару под парусом и, выбрасывая по пути груз для облегчения лодки, пересёк Гаванскую бухту. Индейцы преследовали беглецов, осыпая их пулями. Наконец байдара ткнулась носом в берег у подножия крутого утёса и все, сидевшие в ней, бросились бежать, настигаемые тлинкитами, которые "безпрестанно по ним стреляли из ружей". Приложив отчаянные усилия, Батурин и с ним пятеро Алеутов сумели взобраться по почти отвесному склону на вершину утёса и там рассыпались по лесу. Прочие, во главе с Кочесовым, прижатые к скале, яростно отстреливались. Схватка была неравной и вскоре в живых осталось лишь двое – израненные Василий Кочесов и Алексей Евглевский. Оба они были взяты в плен, но скоро позавидовали своим погибшим товарищам: торжествующие победители предали их пыткам.
Тлинкиты питали особую ненависть к Василию Кочесову, знаменитому охотнику, известному среди индейцев и русских, как непревзойдённо меткий стрелок. Тлинкиты называли его Гидак (Gidak), что происходит, вероятно, от тлинкитского имени Алеутов, чья кровь текла в жилах Кочесова – giya