От освобождённых Алеуток Абросим Плотников узнал, что где-то у колош находится в плену ещё один русский – Тараданов. Об этом он немедленно сообщил Барберу. В итоге вождей-аманатов не освобождали до тех пор, пока не был возвращён и этот последний русский пленник. Чтобы ускорить его выдачу Барбер даже перевёл 6 (18) июля своё бриг на новое место, ближе к выходу из бухты, делая вид, будто собирается покинуть Ситку. Вместе с Тарадановым на судно было доставлено ещё 4 Алеутки и “множество бобров”. После этого русские стали требовать от Барбера, чтобы он всё же не отпускал Скаутлелта и Катлиана, но увёз бы их пленниками на Кадьяк. Однако британец предпочёл сдержать данное им слово. Тойоны, покинув судно, скрылись в дебрях Ситки, а Барбер, собрав на “Единороге” всех спасённых, 10 (22) июля взял курс на Кадьяк. Он был раздражён срывом выгодной торговли, ссорой со злопамятными тлинкитами, но намеревался с лихвой возместить все свои убытки за счёт РАК. Он вёз с собой 3 русских, 5 кадьякцев, 18 женщин-Алеуток и 6 детей. 113 Присвоив немало мехов из разорённой крепости, он рассчитывал получить ещё и награду за спасение пленников. Размеры этой награды Барбер намеревался установить сам…
Когда 22 июля (4 августа) “Единорог” бросил якорь в Павловской Гавани, шкипер, не выпуская спасённых поселенцев на берег, изготовил судно к бою и потребовал у А. А. Баранова 50 тыс. рублей в возмещение понесённого им ущерба. Он заявлял, что, хотя его страна и находится в неприязненных отношениях с Россией (новости из Европы медленно доходили до здешних мест), он, движимый одним лишь состраданием, прервал свои торговые операции и выкупил пленников. Но всё его красноречие не произвело должного впечатления на Александра Андреевича: англичанину было выплачено лишь 10 тыс. рублей “бобрами по низким ценам”. По другим сведениям Барбер требовал выкупа в 20 тыс. пиастров, но получил лишь мехов на 6 тыс. 114 Однако, тогда же у него было приобретено Компанией различных необходимых товаров на общую сумму в 27 тыс. рублей, а также несколько орудий и “до 50 отличных ружей с большим количеством снарядов”. 115 В целом у Барбера и Эббетса (который, вероятно, прибыл на Кадьяк позже Барбера и отдельно от него) было куплено товаров на 70 тыс. рублей. 116
Резнёй на Ситке не исчерпались несчастья 1802 года. Промысловая Ситхинская партия Ивана Урбанова (90 байдарок) была выслежена индейцами в проливе Фредерик и атакована в ночь с 19 на 20 июня. Затаившись в засадах, воины куана Кэйк-Кую ничем не выдавали своего присутствия и, как писал К. Т. Хлебников, “начальники партии не примечали ни неприятностей, ни повода к неудовольствиям… Но сия тишина и молчание были предвестниками жестокой грозы. Колоши, приготовленные, уже преследовали партию и, наблюдая движения оной, выжидали удобнейшего места и большей беспечности от утомлённых трудными переездами Алеут. Едва сии последние предались сладкому сну, как колоши во многолюдстве, но без шуму, вышед из густого лесу, и во мраке ночи подойдя на близкое расстояние, быстро осмотрели стан, и потом с криком бросились на сонных; не дали им времени подумать о защите, и почти на повал истребили их пулями и кинжалами. Весьма немногие избегли поражения бегством и скрылись в лесу; а все прочие остались жертвами на месте отдыха.
Начальник партии, Урбанов, был схвачен и взят под стражу; но с помощию Алеута, также схваченного, успел вырваться, убежать и скрыться в лесу. Совершив убийство, колоши выбрали из байдарок все бобровые шкуры, собрали всё имущество Алеут и переносили оные на баты, которые приехали туда на призывный крик из окрестностей, потом изрезали и переломали все байдарки. Они не имели сопротивления и ни один из них не лишился жизни; но, обогатясь добычею, разъехались с радостными криками по жильям. Урбанов, соединясь в лесу с 7 Алеутами, на другую ночь с осторожностию подошли на место поражения и, оплакав горькую свою участь, отыскали две байдарки, менее других повреждённые, исправили оные наскоро, и пустились к Ситхе в продолжение ночей, а днём скрывались в дремучих лесах. На месте селения… они нашли дымящиеся остатки строения и, не останавливаясь продолжали свой путь с возможной осторожностию до Якутата, куда и достигли 3 августа [21 июля по старому стилю]. Через три дня после их приезда, явились туда же 15 Алеут, спасшихся бегством из той же партии”. 117 В резне погибло 165 кадьякцев и это было не менее тяжёлым ударом по русской колонизации, чем уничтожение Михайловской крепости.
Под угрозой оказался и сам Якутат, где находили себе убежище уцелевшие партовщики. Исполняя решение зимнего совета вождей, сюда “во многолюдстве” прибыли акойцы – под предлогом закупки “сакового жира”. Уже была намечена ночь для нападения, однако, накануне в Якутат вернулась партия И. А. Кускова и замысел тлинкитов сорвался. Сам Кусков, возвращаясь на базу, имел сильные подозрения: “сохранилась ли и сия крепость?” Поэтому он приблизился к берегу ночью, соблюдая все меры предосторожности. Лишь убедившись воочию, что поселение невредимо, он решился высадиться на сушу. Видя увеличение сил противника, тлинкиты разъехались по своим селениям. Но и это не могло успокоить напуганных поселенцев.
Страшные известия, привезённые Кусковым, вызвали в Якутате настоящую панику. Поселенцам мерещилось кровавое нашествие свирепых колошей из Ледяного пролива и даже вполне лояльный тойон Фёдор “казался сомнительным”. Посельщики требовали, чтобы их немедленно вывезли отсюда и, “выходя из повиновения, готовили для следования лодку”, намереваясь самовольно бежать из Якутата, бросив там большую часть компанейского имущества и даже “тяжёлую артиллерию”. И. А. Кусков многократно заверял начальника поселенцев Н. И. Мухина в том, “что нет возможности снять заселение”, готов был дать ему в подкрепление гарнизона двух русских и 20 кадьякцев – “половина из сих последних такие, кои в случае, не дай боже, ежели случится от народов и покушение и управлять ружьём умеют”. 118 Но Николай Мухин не соглашался, твердя, что всех их ждёт тут неминуемая гибель и он не может рисковать жизнями вверенных ему людей. В конце концов Кусков сам решил остаться в Якутате со всей своей партией, а посельщиков уговорил подождать, пока не вернутся посланные на Ситку для спасения уцелевших 36 Алеутов на 12 байдарках во главе с якталицким тойоном Николаем. Кроме того, он пригрозил, “сказав, что ежели они и далее будут самовольство [проявлять, то] приняты будут другие меры”. 119
Лето 1802 г. стоило жизни более чем 200 русским, кадьякцам, чугачам и Алеутам (см. Приложение I). Это был тяжелейший удар для Русской Америки, где в те годы вообще насчитывалось лишь около 350-450 человек русских. 120 Кроме того, РАК на несколько лет не только потеряла контроль над богатейшими промысловыми угодьями, но попросту лишилась доступа к ним, как лишилась она и важного опорного пункта. Продвижение русской колонизации в Америке резко затормозилось, сильно подорван был в глазах аборигенов русский престиж. 121