Поражением Ситки поспешили воспользоваться их бывшие союзники и давние соперники – жители Хуцнуву-куана. Ещё 23 октября 1804 г. хуцновский посланник уверял Баранова, что "они желают жить с россиянами дружески, и что тайоны давно бы у нас были, ежели б не опасались помешать нам в продолжении крепостных строений. В подарок привёз он нам двух бобров. Г. Баранов и я со своей стороны, – пишет Ю. Ф. Лисянский, – одарили его разными вещами с полным уверением в желании нашем сохранять доброе согласие со своими соседями. После сего посланник требовал от нас позволения, чтобы хуцновские жители взяли ситкинцев в своё владение, утверждая, что последние не заслуживают никакой доверенности и в Хуцнове имеют к ним столь великое пренебрежение, так что ежели какой ребёнок по скудоумию своему сделает какую шалость, то говорят ему: "ты глуп, как ситкинец"… На столь странную просьбу г. Баранов отвечал, что он в домашние их обстоятельства мешаться не намерен, а желает иметь дружбу со всеми." 84
Потерпев неудачу в своей попытке договориться с русскими за счёт своих недавних союзников и возмущённые возобновлением русского промысла в Проливах, хуцновцы вернулись к прежней, враждебной по отношению к РАК, позиции. Это проявилось летом 1805 г., когда компания возобновила промысел и в Проливы была послана партия И. А. Кускова численностью более 600 человек. 85
Перед выходом партии, А. А. Баранов в своих инструкциях И. А. Кускову от 15 июля 1805 г. обращал его снимание на необходимость строгого соблюдения всех мер предосторожности. Кусков должен был лично следить, чтобы у дозорных всегда было оружие наготове, чтобы содержались в исправности "ружья, пистолеты, орудия и снаряды", а в противном случае "взыскивать со строгостию и виновных наказывать неупустительно." 86 Более того, Александр Андреевич считал необходимым "скрывать ещё от неприязненности мира удаляющихся бывших врагов Ситхинских и протчих народов первое движение партиею и судами дабы разстроить их в предразсудках… и в покушениях зловредных", а потому рекомендовал "назначить судам и партии первым рандеву зборным местом на другой стороне под мысом здешнего острова Ситхи Александровскую Гавань или возле её". 87 Таким образом партия должна была выйти на промысел незаметно для тлинкитов, всё ещё остававшихся потенциально опасными, несмотря на готовящееся примирение с Катлианом. Предосторожности эти оказались нелишни.
Возвратиться в Ново-Архангельск партия должна была к 1 сентября 1805 г., но ближе к этой дате Кускову стали известны намерения хуцновцев атаковать партию. Он поспешил уведомить Баранова о том, что "Хуцновские Американцы угрожают зделать… нападение и тем нас здесь обезсилить". 88 Хотя действия партии и прикрывали компанейские суда "Ермак" и "Ростислав", решено было выслать навстречу возвращающимся партовщикам "Св. Елисавету", вооружённую 6 пушками. Однако тут лишний раз дали о себе знать натянутые отношения между флотскими офицерами, находившимися на службе РАК, и их компанейским начальством. Командир "Св. Елисаветы", лейтенант А. Г. Сукин, вместо того, чтобы исполнить полученное им распоряжение, стал всячески затягивать выход судна из гавани, изобретая для того один предлог за другим. На третьи сутки простоя Н. П. Резанов, "видя, что расположился он дразнить весьма не в пору, когда мы в критическом положении и более 600 человек Руских и Кадьякцов так сказать у Американцов под ножами", отстранил Сукина от командования, поручив вести судно мичману Ф. М. Карпинскому. 89 Однако, даже выйдя в Проливы, "Св. Елисавета" разминулась с партией. В Ново-Архангельске ещё несколько дней "в превеликом страхе "ожидали последствий угрозы хуцновцев, но 17 сентября, "к крайнему порадованию" всей русской колонии, И. А. Кусков со своими людьми благополучно возвратился на Ситку. 90
Всё это весьма наглядно продемонстрировало Н. П. Резанову, прибывшему в колонии в конце августа 1805 г., всю уязвимость позиций РАК в стране тлинкитов. Опрос кадьякцев, побывавших в индейском плену, позволил ему воочию оценить размеры угрозы, постоянно нависавшей над маленькими русскими поселениями. По его выкладкам, русским противостояло "от 5 и до 7 тысяч неприятелей", причём на самой Ситке насчитывалось "одних ратников до 700", а в ближайшем и явно враждебном Хуцнуву-куане – "одних ружейных ратников по малой мере до 1700". 91 Далека от идеала была и ситуация на недавно "замирённой" Ситке.
Внешне тлинкиты здесь усиленно демонстрировали своё дружелюбие. Они нередко навещали Ново-Архангельск, обставляя эти посещения торжественными церемониями. Приблизившись к берег в своих каноэ, они останавливались и предводитель обращался к русским с долгой речью. Индейцы, согласно привычному ритуалу проведения потлачей, отказывались выходить на берег, пока это не будет позволено самим Наноком (Барановым) или его представителем. Георг фон Лангсдорф передаёт общее содержание подобных речей, произнесение которых затягивалось примерно на полчаса: "Мы были вашими врагами, мы вредили вам; вы были нашими врагами, вы вредили нам; мы хотим быть добрыми друзьями, мы хотим забыть прошлое; мы не стремимся вновь навредить вам; не причиняйте вреда и вы нам; будем добрыми друзьями." 92 Но, несмотря эти заверения, внутрь крепости на вершине холма допускались только наиболее влиятельные вожди, прочих угощали внизу. Мир был лишь хрупкой оболочкой, которую в любой момент грозила прорвать незатухающая старая вражда. Яркой иллюстрацией тому служит описанная Н. П. Резановым поездка к тлинкитам доктора Лангсдорфа в конце октября 1805 г., использованная Барановым для разведывательных целей:
"На сих днях доктор мой решился ехать к Ситкинцам, старожилам места нашего. Зная, что они малому числу людей ничего не зделают, а ищут врасплох угомонить всех нас, отпустил я его с охотою, поруча просить от имяни г. Баранова, котораго боятся они, девок, чтоб завести связь и ездили бы к нам родственники. С ним поехал Бостонской капитан Вульф и живущая у нас с перваго ещё занятия Калошская девка. Местечко их на мысу в конце пролива нашего. Наши приехали в полночь и когда начала только байдарка приближаться к мысу, то отводной пикет окликал их и зделал из ружья выстрел, а пока огибали они мыс, то уже до двух сот человек было на берегу с заряженными ружьями. Они приняли их очень ласково, понесли на руках в крепость, где огромныя дощаныя юрты составляли жилища их; угощали рыбою, пшеном и патокою и когда предложено было о девках, то кликнули женщин, делали вид, будто убедительно уговаривали и наконец извинились, что ето еще следствие боязни, но когда в другой раз приедут, то может быть и девки будут позговорчивее. Крепость их построена из мачтовых в три ряда деревьев и ядру [тут] зделать нечего, а на них высокой тын или палисад. Вход же закоулком так, что едва человеку пройти можно." 93 Здесь обитало около полутора тысяч человек – практически всё население куана. В ходе визита Лангсдорф дружески беседовал с тойоном Длхетином, чья дочь сопровождала гостей в качестве переводчицы.
Русских послов встречают с почестями, однако люди Ситка-куана всё ещё живут в тесной крепости, держат ночные караулы и по первому же сигналу поднимаются с оружием в руках – это показывает, что состояние войны ещё сохраняется, несмотря на заключённое перемирие. О том же говорит и отказ в предоставлении русским служанок – при вспышке военных действий они легко могли бы стать заложницами. Кроме того, из донесений освободившихся пленников, вернувшихся с промысла партовщиков и посещавших Ново-Архангельск американских морских торговцев, Резанову было известно и то, что индейцы имеют на вооружении "исправныя ружья и фалконеты, во всех жилах их выстроены крепости, которыя тысячи их заключают." 94